Пролог
Сигнал возвестил о прибытии лифта. Двойные двери открылись. В кабине уже стояли три человека — две пожилые женщины, которые переговаривались вполголоса, и мужчина лет тридцати с небольшим, судя по всему, бизнесмен. Он чуть отступил назад, чтобы ожидавшая лифт пара могла войти.
Вошедшие мужчина и женщина улыбнулись и встали лицом к двери. Лифт поехал вниз — в холл отеля. Отражение всех пятерых пассажиров было видно в бронзовой накладке на дверях, как в зеркале.
Севшие в лифт последними стояли локоть к локтю, молча. Одна из двух женщин продолжала болтать, но немного понизила голос. Ее знакомая прикрыла рот ладонью, чтобы подавить смешок, и сказала:
— Надо же! А она так этим гордилась…
Лифт замедлил ход, и сигнал предупредил, что он остановится на восьмом этаже. Молодой бизнесмен посмотрел на часы и поджал губы, как бы смиряясь с неизбежностью опоздания.
Лифт открылся.
В дверях стоял человек в синем спортивном костюме, огромных темных очках и лыжной маске. Дыра вокруг рта была вывязана таким образом, что изображала акулью пасть с огромными острыми зубами.
Люди, находившиеся в лифте, еще даже не успели удивиться столь неожиданному зрелищу, как невообразимо одетый мужчина одной рукой в перчатке нажал на кнопку «Стоп». В другой руке он держал пистолет.
— На колени. Быстро! Быстро!!
Голос, высокий и мелодичный, показался всем еще более неуместным, потому что исходил из акульей пасти. Пожилые женщины рухнули на колени почти одновременно. Одна из них еле слышно прошептала:
— Не убивайте нас…
— Молчать! Ты, — незнакомец направил пистолет на бизнесмена. — На колени!
Молодой человек поднял руки и выполнил команду. Вошедшие последними мужчина и молодая женщина остались стоять, и чудовище в маске крикнуло фальцетом:
— Оглохли? На колени!
Женщина показала на своего спутника и сказала:
— У него артрит.
— А вот на это мне плевать! Хоть полиартрит, хоть остеохондроз! Немедленно на колени! Ну!..
Пожилая женщина, которая встала на колени первой, простонала:
— Пожалуйста, сделайте, что он говорит…
Седой мужчина взял свою спутницу за руку и с трудом, явно превозмогая боль, опустился на колени. Женщина неохотно последовала его примеру.
— Часы и кольца! Кладите сюда… — Бандит свободной рукой протянул бизнесмену черную бархатную сумку, похожую на кисет, и тот опустил туда часы — те самые, на которые несколько секунд назад посмотрел с таким неудовольствием.
Сумка переместилась к пожилой женщине, которая поспешно опустила в нее часы и два кольца.
— Серьги не забудь. — Человек в маске обратился уже к ее подруге, и та поспешно подняла руки к ушам.
Последним, кому передали бархатный кисет, был мужчина, страдающий артритом. Он держал кисет открытым, пока его спутница бросала туда свои украшения.
— Быстрее! — крикнул вор все тем же отвратительным фальцетом.
Джентльмен положил в кисет «Патек Филипп»
[1]
и протянул грабителю. Тот поспешно сунул его в карман куртки.
— Итак, — в голосе седого мужчины послышались властные нотки, — вы получили то, что хотели. Полагаю, это все?
Вместо ответа раздался выстрел.
Пожилые женщины завизжали. Молодой бизнесмен выругался сквозь зубы. Спутница джентльмена молчала — застывшими от ужаса глазами она смотрела, как под упавшим растекается кровь.
1
Крейгтон Уиллер промчался по террасе из голубовато-серого песчаника, сорвал с головы противосолнечный козырек, одним движением вытер с лица пот, катящийся по лицу, и затем, не замедляя шага, швырнул мокрое полотенце и козырек на шезлонг.
— Надеюсь, дело действительно важное, черт побери! Мне пришлось уйти на его подаче!
Экономка, позвавшая Уиллера с теннисного корта, вовсе не желала выслушивать его претензии:
— Не смей со мной разговаривать таким тоном! Тебя желает видеть отец.
Экономку звали Руби. Фамилии ее Крейгтон не знал, и ему никогда не приходило в голову спросить ее, хотя он помнил Руби столько, сколько помнил себя самого, — она работала в семье еще до его рождения. Каждый раз, когда Уиллер ей грубил, Руби напоминала, что вытирала ему и нос, и задницу, хотя и то и другое занятие ей не особо нравилось. Напоминание о столь интимном знакомстве, хотя бы даже в раннем детстве, до сих пор смущало Крейгтона.
Он протиснулся мимо Руби, весящей никак не меньше трехсот фунтов,
[2]
и прошел через кухню, которая вполне могла составить конкуренцию объекту общественного питания, к одному из холодильников. Уиллер распахнул его дверцу и уставился внутрь.
— Отец сказал, немедленно.
Не обращая внимания на это замечание, Крейгтон взял банку кока-колы, открыл и сделал большой глоток. Затем он покатал холодную банку по лбу, достал еще одну и протянул ее Руби:
— Отнеси Скотту.
— У твоего тренера по теннису ноги не сломаны. — Экономка повернулась к разделочному столу и шлепнула огромной ладонью по куску мяса, который собиралась отправить в духовку.
«Надо что-то делать, уж больно много воли взяла», — подумал Крейгтон, покидая наконец кухню. Он пошел к отцовскому кабинету, дверь которого оказалась приоткрыта. Уиллер остановился на пороге, затем постучал о притолоку банкой с кока-колой, открыл дверь пошире и вошел, вращая лежащей на плече теннисной ракеткой. Он старался, чтобы его облик вызывал только одну ассоциацию — аристократа оторвали от полезных для его здоровья занятий спортом. И ради чего?.. Эту роль Крейг исполнял идеально.
Дуглас Уиллер сидел за своим письменным столом. По размерам он мог сравниться и с президентским, но являлся значительно более претенциозным, чем что бы то ни было в Овальном кабинете Белого дома. По бокам стола красовалось по флагштоку из красного дерева — на одном «Доблесть прошлого», государственный флаг США, на другом — флаг штата Джорджия. На противоположной стене, обшитой кипарисом, а известно, что долговечность этого дерева позволит панелям провисеть здесь хоть до второго пришествия, красовались портреты их предков.
— Время Скотта стоит денег, а часы продолжают тикать, — заметил Крейгтон как бы в пространство.
— Боюсь, дело неотложное. Садись.
