Одна улочка, казалось, была населена только женщинами — черными женщинами, белыми и совсем серыми, чьи впалые щеки опалил огонь лихорадки. Они перегибались через перила балкончиков, как нечистые сирены, и негромко окликали его. Но он не отзывался, и они верещали, точно рассерженные попугаи, осыпали его руганью и плевали ему вслед.
Неподалеку от порта он увидел таверну и большую толпу возле ее дверей. Посреди дороги стоял открытый бочонок вина, а рядом гордо прохаживался пьяный верзила, весь в галунах и в шляпе с плюмажем. Он щедро наливал вино в тянущиеся к нему чаши, миски и даже шапки. Он иногда выкрикивал тост, и толпа по его требованию отвечала оглушительным воплем.
Юный Генри попытался пробраться мимо них.
— Эй, выпей-ка за мое здоровье, молодчик!
— Я не хочу пить, — ответил Генри.
— Пить не хочешь? — Верзила растерялся от неожиданности, но тут же в нем вспыхнул гнев.
— К дьяволу! Ты будешь пить, раз тебя угощает капитан Доус, захвативший грузовое судно «Сангре де Кристо» ровнехонько неделю назад!
— Он грозно шагнул вперед, внезапно вырвал из — за пояса огромный пистолет и наставил его на Генри трясущейся рукой.
Юноша посмотрел на пистолет.
— Я выпью за ваше здоровье, — ответил он, и с первым глотком вина его осенила мысль. — Разрешите мне поговорить с вами с глазу на глаз, капитан Доус, сэр, сказал он и отвел его на порог таверны. — О вашем следующем плавании, сэр…
— Ко всем чертям все следующие плавания! — взревел капитан. — Я взял хороший приз, верно? Так чего же ты тут рассусоливаешь про следующее плавание? Погоди, пока призовые деньги не израсходуются, а раны не заживут. Погоди, пока я не вычерпаю все винные бочки в Порт-Ройале до дна, и вот тогда приходи толковать о следующем плавании!
Он ринулся назад в толпу.
— Ребята! — завопил он. — Ребята, вы давненько не пили за мое здоровье. Ну-ка все разом, дружно, а потом споем!
Генри в холодном отчаянии пошел дальше. В порту на якоре стояло много судов. Он подошел к матросу, расположившемуся на песке.
— Вон тот, видно, очень быстроходный, — сказал он, чтобы завязать разговор.
— Что есть, то есть.
— Кто — нибудь из флибустьеров сейчас в городе? — спросил Генри.
— Один Доус, да только он горластая мышь. Захватил лодчонку с припасами для Кампече, а послушать, какой шум он поднимает, так будто всю Панаму сюда приволок, не иначе.
— А других никого нет?
— Ну, еще Группе, да он — то призы берет только, если на них ни солдат, ни пушек. От тени своей шарахается Гриппо этот. Вот пришел сюда без приза, а сейчас черный ром пьет, и то в долг.
— Который тут его корабль? — спросил Генри.
— А вон тот. «Ганимед» называется. Говорят, Гриппо украл его в Сен
— Мало, когда команда перепилась. Он с девятью товарищами побросал нализавшихся бедняг за борт да и уплыл в Индии. Кораблик — то отличный, только Гриппо шкипер никакой. Просто чудо, что он его еще не разбил. Возьми Мансвельта, вот это капитан. Одно слово, настоящий капитан. Только Мансвельт сейчас на Тортуге.
— Хороший быстроходный корабль, — заметил Генри. — И парусов может нести куда больше. Ну, и с пушками у него как?
— Да говорят, чего — чего, а пушек на нем даже больше, чем нужно бы.
В тот же вечер Генри отыскал владельца «Ганимеда» в притоне на берегу. Он оказался почти чернокожим. Две жирные складки прорезали его щеки, словно в них долго врезался шелковый шнур. Глаза его метались из стороны в сторону, как дозорные, выставленные лагерем мелких страхов.
— Ты зовешься Гриппо? — спросил Генри.
— Я приза не взял, — вскрикнул тот, откидываясь в испуге. — Я призов не беру. Никакой за мной вины нет!
Когда-то в Сен-Мало его вот так окликнули, а потом полосовали кнутом на кресте, пока на его теле не раскрылись сотни дряблых ртов и каждый улыбался кровью. С тех пор Гриппо смертельно боялся всяких властей.
— Кто ты такой? — спросил он.
— Тот, думается мне, кто поможет тебе разбогатеть, Гриппо, — твердо ответил Генри. Он знал, как надо обращаться с этим человеком, неотличимым от рабов на плантациях, — трусливым и, конечно, жадным. — Пять сотен английских фунтов, наверное, придутся тебе кстати, а, Гриппе?
Темнокожий шкипер облизнул губы и покосился на свою пустую кружку.
— А что я должен за них сделать? — прошептал он.
— Продать мне свое капитанство.
Гриппе сразу насторожился.
— Мой «Ганимед» стоит куда дороже, — решительно ответил он.
— Но я же не корабль покупаю, а только капитанство. Послушай, Гриппо! Договоримся так: я даю тебе пятьсот фунтов, а ты признаешь меня совладельцем «Ганимеда» и его капитаном. Потом мы выходим в море. Я сумею брать призы, если мне не будут мешать на мостике. Гриппо, я подпишу бумагу, что ты опять станешь полным владельцем «Ганимеда», если я потерплю хоть одну неудачу, и все пятьсот фунтов сохранишь.
Гриппо все еще смотрел на дно пустой кружки, но внезапно им овладело горячечное возбуждение.
— Давай деньги! — закричал он. — Да побыстрее!.. Олото! Олото! Подай белого вина… белого вина, христом богом прошу!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Когда Генри Морган стал флибустьером, много прославленных имен гремело на побережье Дариена и среди зеленых карибских островов. В винных лавках Тортуги рассказывались сотни историй о нажитых и промотанных богатствах, о захваченных и потопленных кораблях, о золотых и серебряных слитках, сваленных на пристани, точно дрова.
С тех пор, как Большой Пьер с маленьким отрядом охотников выскользнул из лесов Испаньолы и на каноэ захватил флагманский корабль вице — адмирала, сопровождавшего галеоны с серебром, Вольное Братство стало страшной силой. Франция, Англия и Голландия узрели в этих островах прекрасную свалку для своих преступников и год за годом отправляли в Индии никчемный человеческий груз. В этих почтенных странах была пора, когда всякого, кому не удавалось доказать свою благонадежность, заталкивали в тесноту корабельного трюма и отправляли за море в кабалу к тому, кто соглашался уплатить за него мизерную сумму. А когда срок кабалы истекал, эти люди крали пушки и начинали воевать с Испанией. Понять их нетрудно: Испания была католической и богатой, гугеноты же, лютеране и англикане были отчаявшимися бедняками. И вели священную войну. Испания держала под замком сокровища всего мира. Если нищему бедолаге удавалось вытащить через замочную скважину монетку — другую, кому какой был вред? Кого это задевало, кроме Испании? А уж ее потери Англию, Францию и Голландию вовсе не трогали. Иногда они снабжали пиратов патентами против Арагона и Кастильи, так что нередко человек, десять лет назад сосланный в Индии на тюремном судне, именовал себя «капитаном королевской милостью».
