Книга Консервный Ряд, страница 38. Автор книги Джон Эрнст Стейнбек

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Консервный Ряд»

Cтраница 38

Он пришел на пустырь издалека, место ему понравилось, и он начал рыть нору на небольшом бугре, откуда из-за мальвы хорошо проглядывались все дороги Консервного Ряда. Он не раз следил за ногами Мака и его ребят, когда они возвращались в Королевскую ночлежку. Начав рыть черную как смоль землю, он нашел ее еще лучше, чем ожидал: в земле попадались огромные камни. Главную кладовую он вырыл именно под таким камнем, чтобы она не обвалилась, какой бы сильный ливень ни лил. Да, в такой норе можно прожить всю жизнь и обзавестись не одной семьей, места столько, что хватит еще на десять нор.

Когда он первый раз высунулся из норки, было раннее утро, восхитившее его красотой. Сквозь мальвы сверху сеялся мягкий зеленый свет; первые лучи солнца брызнули в отверстие норы, и он лежал очень довольный, нежась в их тепле.

Вырыв главную кладовую, четыре запасных выхода. и непроницаемую для воды спальню, суслик начал запасать еду. Он срезал только те стебли мальв, которые были без единого изъяна, затем подравнивал их до требуемой длины, тащил в нору и аккуратно складывал в главной кладовой, заботясь о том, чтобы они не загнили и не заплесневели. Действительно, идеальное место. Рядом ни одного огорода или сада, значит, никто не будет ставить на него западни. Кошек, правда, уйма, но они целый день трескали рыбьи головы и давно уже разучились охотиться. Подпочва здесь была песчаная, и вода никогда долго не стояла в норе после дождя. Суслик трудился на совесть, и скоро кладовая была доверху наполнена пищей. Тогда он сделал по бокам несколько маленьких камер для своих будущих деток. Через несколько лет, если ничего не случится, тысячи его потомков разойдутся по окрестностям, а корень их будет находиться здесь, под этим бугром.

Шло время, и суслик начал слегка тревожиться — в его нору не заглянула еще ни одна сусличиха. Каждое утро он садился у входа в нору и пронзительно свистел. Свист этот недоступен человеческому уху, но суслики слышат его даже глубоко под землей. И все равно, сусличихи не появлялись. Вконец истомившись, суслик отправился на разведку; он бежал по тропинке, пока не наткнулся на еще одну нору. Он сел у входа и призывно засвистел. В норе что-то зашуршало, и суслик учуял сладостный для него дух. Немного погодя, однако, из норы вышел старый, в боевых шрамах суслик-самец. Он набросился на пришельца и так искусал его, что тот едва дополз домой, забился в главную кладовую и три дня отлеживался; в этом бою он потерял два пальца на правой передней лапе.

И суслик снова стал ждать. Сидел у своей норы в этом красивейшем уголке и свистел, но ни одна сусличиха так и не пришла к нему; делать нечего, пришлось ему собраться в дорогу и покинуть эти благодатные места. Он поднялся выше по холму и нашел пристанище в саду, полном георгин, но хозяева этого сада каждую ночь ставили на сусликов западню.

ГЛАВА XXXII

Док просыпался трудно и медленно, как выходит из воды толстяк. Его сознание несколько раз выныривало на поверхность и снова проваливалось во тьму. На его бородке краснел след от губной помады. Он открыл один глаз и тут же зажмурился, ослепленный переливчатым блеском одеяла. Немного погодя глаз опять открылся, перешел с одеяла на пол, увидел в углу разбитую тарелку, бокалы, стоящие на перевернутом вверх ногами столе, лужи пролитого вина, сотни прилипших к полу окурков, книги, валявшиеся на полу тяжелыми уснувшими бабочками. Все это усеяно мягкими завитками красной бумаги и все еще пахнет дымом от сгоревших шутих. В открытую дверь на кухню Док разглядел гору тарелок из-под бифштексов и сковородки, облепленные жиром. Дым от шутих перебивался тонкой смесью запахов виски, вина и духов. На один миг глаз задержался на кучке заколок в самом центре комнаты.

Док повернулся на бок, приподнялся на локте и выглянул в разбитое окно. Консервный Ряд был тих и залит солнцем. Дверца котла распахнута. Дверь Королевской ночлежки плотно закрыта. На пустыре в траве мирно спит человек. Двери «Медвежьего стяга» запечатаны наглухо.

Док встал, пошел на кухню, в коридоре у туалета зажег газ под колонкой. Затем вернулся, сел на край кровати и стал сжимать и разжимать пальцы ног, созерцая разгром. Сверху, с холма, донесся колокольный звон. Когда колонка зашумела, Док пошел в ванную, принял душ, надел синие джинсы и рубаху. Лавка Ли Чонга была закрыта, но Ли Чонг увидел, кто у двери, и повернул ключ. Пошел к холодильнику и, не дожидаясь заказа, достал кварту пива. Док заплатил ему.

— Холосо повеселились, — сказал Ли. Его карие глаза, сидящие в подушечках, слегка воспалились.

— Отлично! — ответил Док и пошел в лабораторию, сжимая в руке холодную бутылку. Намазал хлеб арахисовым маслом и стал есть, запивая пивом. На улице было совсем тихо, не слышно ни одного прохожего. У Дока в голове зазвучала музыка — скрипка и виолончель. Они играли мягкую, мирную, исцеляющую мелодию, откуда — невозможно сказать. Он ел бутерброд, пил пиво и слушал. Допив пиво. Док пошел на кухню и вынул из мойки всю грязную посуду. Налил в мойку горячей воды, бросил туда мыльную стружку, пустил воду, и в мойке поднялась шапка белой легкой пены. Затем пошел по комнатам собирать целые бокалы и опустил их в горячую пенистую воду. На плите чуть не до потолка возвышалась стопка слипшихся тарелок, измазанных мясной подливкой и белым застывшим жиром. Док освободил на плите место и стал ставить туда вымытые бокалы. Затем отпер дверь дальней комнаты, принес альбом Грегорианского песнопения и поставил пластинку с «Патер ностра» и «Агнус Деи». Ангельские неземные голоса полились в лабораторию. Они были чисты и прекрасны. Док осторожно мыл бокалы, боясь, что они звякнут и все испортят. Голоса мальчиков вели мелодию от самых низких нот к самым высоким просто, но с такой полнотой звучания, какой не услышишь ни в чьем другом исполнении. Когда пластинка кончилась. Док вытер руки и выключил проигрыватель. Увидел книгу, лежащую на полу, почти под кроватью, поднял ее и сел на кровать. Минуту читал про себя, потом губы его зашевелились, он стал читать громко, внятно, делая паузу после каждой строки.


И поныне

Я не внемлю ученым мужам многодумным,

Что за стенами башен истратили младость.

Ибо в умных речах не смогу отыскать и помина

Ее милого лепета, с коим мы в сон погружались:

Слов простейших, мудрейших, порой шаловливо-лукавых,

Как вода, вкус живого всего перенявших.

Вода в мойке остыла, пена оседала и тихо побулькивала. Прилив в это утро был необычно сильный, и море билось о скалы у самой высокой отметины.


И поныне

Я не вижу пунцовых цветов, кипарисов,

Синих гор величавых и холмов зеленых,

Бирюзового моря и звезд. Ибо в давнюю пору

Свет нездешних очей я узрел и ладоней порханье, —

И тогда для меня вылетал соловей из тимьяна;

И тогда для меня дети в струях резвились.

Док закрыл книгу. Он слышал, как волны плещут о сваи, как шуршат в клетках белые крысы. Док пошел в кухню, попробовал воду в мойке, подлил горячей. И стал громко декламировать этой мойке, белым крысам, ceбe:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация