Я намереваюсь и впредь посылать вам подобные письма. Это гораздо лучше, чем просто записывать мысли в дневник, поскольку письма адресованы конкретному человеку. Надеюсь, вы сохраняете все мои послания? В будущем они послужат базой для моего предисловия.
ЭРО И ЧЕЙЗУ
Нью-Йорк, 11 июля 1958 г.
Какое облегчение! Теперь, когда моя маленькая хижина готова, я могу держать все словари под рукой и не бегать за каждым словом в дом. Нет, на самом деле все было не так уж плохо. Просто я неважно себя чувствую, вот и ворчу. Сейчас примусь за работу, и все хвори как рукой снимет.
Я очень правильно поступил, рассматривая и самую тяжелую часть тоже. Там, где Мэлори пытается запихнуть все в одну корзину — действия и генеалогию, прошлое и будущее, героев и обычаи, — я пытаюсь, насколько это возможно, рассортировать материал. Работа движется очень медленно, я стараюсь избежать многочисленных ошибок, которые потом придется исправлять. Надо что-то делать с этими постоянными перескоками туда-сюда. В пятнадцатом веке — когда люди знали, что Элейна, сестра Игрейны, являлась матерью Гавейна — автор мог себе позволить упомянуть последний факт еще до того, как описал рождение самого Гавейна. Но, боюсь, подобная непоследовательность поставит в тупик современных читателей, которые совершенно не интересуются генеалогией (если только дело не касается их собственной семьи).
Только что заглянула Элейн, принесла письма от вас обоих. Не могу даже выразить, как они меня порадовали! Для меня очень важно знать, что вы принимаете и одобряете мой метод. Ведь решиться на подобное — все равно, что задержать дыхание и прыгнуть с разбега в холодную воду. То, что я предлагаю, противоречит всем современным стандартам, всем научным методам изучения артурианы. Но, ей-богу, я абсолютно уверен (готов даже побиться об заклад), что Винавер со мною согласится.
Теперь несколько слов о персонажах и личностях. Я верю, что все они существовали и были вполне понятны для своих современников. Мне же, чтобы их понять, приходится трудиться, словно над расшифровкой невнятной стенограммы. Рассмотрим хотя бы такой фрагмент. Мы помним, что в ту достопамятную ночь Игрейна оказалась в постели с мужчиной, которого считала своим мужем. Однако позже она узнает, что супруг ее на тот момент уже был мертв. Вводя этот женский персонаж на страницы романа, Мэлори сообщает, что Игрейна «прекрасна собой и замечательно мудра». Что делает герцогиня, когда узнает о смерти мужа и начинает подозревать, что ее каким-то образом обманули? Вот как пишет об этом автор: «…подивилась она тому, кто бы это мог быть, взошедший к ней в обличье ее господина? И она горевала втайне, но хранила молчание».
О Боже! Вот вам требуемый персонаж, остается лишь указать на него традиционным повтором. Я перевел это следующим образом: «Когда Игрейне стало известно, что супруг ее был убит предыдущей ночью, герцогиня сильно встревожилась, ибо не понимала, кто же тогда приходил к ней в обличье ее мужа. Однако она была мудрой женщиной, а потому предпочитала горевать в одиночестве и никому не говорить ни слова».
Вот и все, понимаете? Одной фразой описан целый персонаж — одинокая женщина в таинственном и враждебном мире. И в целях своей безопасности она поступает единственно возможным образом — хранит молчание. В книге Мэлори полным-полно подобных мест. От нас требуется только заострить на них внимание. Слушателям Мэлори не нужно было объяснять ситуацию, в которой оказалась леди Игрейна. Они сами жили в то время и все прекрасно понимали. В отличие от них, современные читатели не имеют представления о положении женщины в пятнадцатом веке. Игрейна должна была проявлять исключительную мудрость просто для того, чтобы выжить.
В романе также немало шуток — порой они носят характер легкой иронии, в других случаях тянут на сатиру. Скажем, Мерлин еще тот шутник, он по-детски радуется, когда ему удается своей магией удивить людей. Следует только словом подчеркнуть это его качество. А чего стоит конец старого волшебника! Ситуация ужасная, жестокая, но в то же время и смешная. Представьте себе старика, без памяти влюбленного в юную девушку. И вот она хитростью выведывает все его секреты, чтобы потом использовать их против него же самого. Ах, как мне это знакомо! Это же просто история из моей жизни (и жизней множества моих знакомых)! Грубая, бессердечная шутка, когда умный и могущественный мужчина попадается в сети, расставленные маленькой глупышкой — вроде бы темной, необразованной, но такой хитрой и расчетливой. Как много здесь намешано! В подобных случаях я всегда теряю обычную сдержанность и осторожность. Не думаю, чтобы я осторожничал или проявлял вежливость, если бы оказался в таком положении и лишился всего, что имел Мерлин. А он имел очень многое! Сейчас, в самом начале, я испытываю потребность работать медленно и тщательно, чтобы, не дай Бог, не упустить чего-то важного из сказанного автором. Надеюсь, со временем, когда я продвинусь вперед, дело пойдет быстрее.
Еще мне хотелось бы обсудить образ Артура. У меня не вызывает никаких сомнений, что Мэлори воспринимает его как героя. Но, кроме того, это еще и король, помазанник Божий. И последнее качество вносит элемент отчуждения в позицию автора. В эпоху Мэлори бытовало убеждение, что король имеет полное право творить что захочет, пусть даже откровенную несправедливость. Если он поступал неправильно, то в этом усматривали вину его советников. И это не простая декларация — в пятнадцатом веке так оно и было! Но если король не мог поступать неправильно, тогда ни о каком раскаянии (или сожалении) говорить не приходится. Тем не менее Мэлори вводит в свой роман тему греха. Я имею в виду эпизод, когда Артур вступает в кровосмесительную связь со своей сводной сестрой и тем самым навлекает на себя злой рок. Мы видим, что в ряде более поздних историй Артуру отводится чисто номинальная роль этакой Шехерезады. Однако не стоит забывать, что, помимо этого, он являлся душой рыцарского братства. Полагаю, над этим можно поработать. Мне кажется вполне естественным, что Мэлори как автора книги более интересовали живые люди со всеми их слабостями и пороками, люди, способные допускать ошибки и даже совершать преступления. Нас всех больше привлекают пороки, нежели добродетели. Однако, боюсь, современный читатель недооценивает, какое значение придавал Мэлори королевскому статусу. Элизабет считает необходимым это подчеркнуть, и особая роль отводится окружению Артура. По сути, он являлся основанием, базисом для этого окружения. Оно не могло существовать без своего короля, и тот факт, что оно фактически распалось со смертью Артура, только доказывает данное утверждение. По-моему, все достаточно просто. Но почему же тогда никому не удалось правильно прочитать Мэлори? С течением времени я все более укрепляюсь в мнении, что никто из нашей ученой братии вообще не читал его, по крайней мере, в нужном ключе — то есть стараясь понять, что автор имел в виду и что хотел донести до своих слушателей. Я могу бесконечно распространяться на эту тему. И, пожалуй, так и буду поступать впредь, поскольку считаю это чрезвычайно полезным. В ходе подобных размышлений я уясняю для себя важные вещи, которые требуют объяснения. Чем глубже я вникаю в тему, тем более полезным мне видится такой подход. Это все та же проблема простых вещей, многие из которых остаются непонятыми (а, возможно, и не могут быть понятыми) в наше время. Взять хотя бы ту же доминанту благородного происхождения — мне кажется, здесь есть над чем поработать. Ведь в ту эпоху безусловно считалось (и это не подвергалось сомнениям), что люди низшего сословия — существа какого-то иного сорта, вроде коров или другого домашнего скота. И дело тут не в снобизме — просто тогда так жили и мыслили. Ну, ладно, оставим пока эти рассуждения и вернемся к работе.
