— Как насчет справедливости? — предложил Артур.
— Не годится. Как-то расплывчато и холодно. А вот королевская справедливость — уже лучше. Точно, так и назовем! И тогда каждый рыцарь станет персональным проводником и защитником королевской справедливости, ответственным за ее соблюдение. Это может сработать… на какое-то время. А дальше мы придумаем что-нибудь еще. Вот, скажем, Мерлин: у него полно всяких разных пророчеств практически по любому поводу. Нам следует воззвать к его имени, это найдет отклик в сердцах. Людям нравится ощущать себя просвещенными христианами, даже если они действуют в полной тьме и невежестве. Я уверена: молодые рыцари, которые ныне развлекаются тем, что на досуге совращают юных леди, превратятся в ревностных защитников дам.
— Оно бы хорошо! Вот только непонятно, каким образом объявить эту великую войну?
— Начните с самого лучшего в мире рыцаря.
— Вы имеете в виду Ланселота?
— Именно. И пусть он возьмет с собой самого худшего рыцаря.
— Ну, таковых-то у нас достаточно, даже глаза разбегаются. Полагаю, наилучшим кандидатом станет племянник сэра Ланселота, самый ленивый и бестолковый из молодых рыцарей, самый что ни на есть…
— Довольно, милорд! Мне знаком этот юноша по имени сэр Лионель, — вздохнула Гвиневера. — Скажите, сир, если мне удастся уговорить сэра Ланселота стать первым хранителем королевской справедливости, сумеете ли вы отправить с ним его племянника?
— Вообще-то мысль неплохая. Я попытаюсь это организовать. А вы, оказывается, замечательный советчик, моя дорогая!
— Тогда позвольте дать вам еще один совет, милорд. Вы сами знаете, что сэр Ланселот весьма своеобразный человек. Он не такой, как все, и подход к нему требуется особый. Вы легче добьетесь своего, если заставите его поверить, будто это его собственная идея. Давайте-ка сделаем так: я его предварительно подготовлю к идее странствий, а затем передам в ваши руки.
— Годится! — согласился Артур. — Самый лучший и самый худший…
Короля, похоже, всерьез захватила эта мысль. После короткого размышления он сказал с улыбкой:
— Очень интересная комбинация… Такой союз обещает стать непобедимым.
— Вы абсолютно правы, милорд. Именно благодаря подобным союзам и выигрываются войны!
В ту пору королева Гвиневера совсем иначе относилась к Ланселоту. Она его, конечно, любила — за славу, за храбрость и благородство, а также за некоторое простодушие. Но тогда Гвиневера еще не желала изменить его, ее рука еще не тянулась откинуть непослушные локоны со лба рыцаря. Она не изводила его сомнениями и ревностью, не стремилась навечно запечатлеть свой сияющий облик в сердце Ланселота. В то время, о котором мы говорим, королева еще недостаточно его любила, чтобы мучить. Ее тогдашняя привязанность была теплой и спокойной. Под воздействием такого чувства женщина может себе позволить быть дружелюбной, доброй и мудрой. Посему Гвиневера проявила максимум изобретательности и деликатности в достижении своей цели.
Начала она с того, что завела разговор о собственных тревогах. Ах, как это тонко — говорить о своем беспокойстве с беспокойным рыцарем, жаловаться на ощущение неприкаянности… и кому? Неприкаянному рыцарю!
— Я часто завидую мужчинам, — молвила Гвиневера. — Ведь вам открыты все дороги. Вы можете, никого не предупреждая, не испрашивая ничьего разрешения, взять и уехать. Попросту ускользнуть от здешней скуки и бессмысленности в большой зеленый мир со множеством чудес и приключений. Вы можете посещать различные необычные места, отыскивать и исправлять беспорядки, творящиеся в этом мире, наказывать зло и повсюду утверждать королевский мир. Взять хоть вас, сэр Ланселот! Вы имеете возможность хоть сегодня покинуть наш замок и отправиться туда, где нужны настоящие мужчины, где еще ценятся отвага и рыцарская честь. И я догадываюсь, что вы планируете…
— Но, миледи…
— Ах, не надо! Ничего мне не рассказывайте. Не раскрывайте мне своих тайных замыслов. Я еще больше расстроюсь. Знаете, порой на меня что-то находит, и я страстно желаю быть мужчиной! Но, увы, мой удел — вечное ожидание. А единственное доступное развлечение — это вышивать цветными шелками сцены из захватывающей рыцарской жизни. Согласитесь, не слишком увлекательное занятие. О, с какой бы охотой я променяла иглу на меч!
— Но, мадам, вы должны быть счастливы сознанием, что множество мужчин носят ваш светлый образ в своем сердце! Они избрали вас объектом своего рыцарского поклонения и готовы всем пожертвовать ради вашей любви. Они молятся на вас и безмолвно мечтают о вашем благословении, как если бы вы были богиней.
— Увы, сэр рыцарь! Возможно, все, что вы говорите, — правда. Но я-то не богиня и не ведаю, что творится в душах людей. Боюсь, что безмолвные молитвы не доходят до меня. А что касается рыцарского самопожертвования, то мне известен лишь один путь.
— И какой же, миледи?
— Я могу пояснить на примере. Смотрите, сэр Ланселот! Далеко на севере нашей страны обнаружилось настоящее разбойничье гнездо: два брата-злодея сколотили шайку и разоряли всю округу. Они без зазрения совести угнетали мирных жителей, делая их жизнь невыносимой. Хорошо, что при дворе нашелся отважный рыцарь, который не побоялся в одиночку выступить против злоумышленников. Подобно рыцарям былых времен, он выехал в ту далекую сторону и победил разбойных братьев. Но не стал убивать пленников на месте, а отослал их в Камелот — чтобы сдались они мне на милость, а я уж буду решать, казнить их или миловать. Вот в чем заключалось его рыцарское служение. И такие молитвы мне понятны и, скажу больше, приятны. Ведь таким косвенным способом я получаю возможность приобщиться к жизни за пределами нашего замка и побывать там, куда мне как женщине путь заказан.
— И кто же был тот рыцарь? — ревниво спросил Ланселот. — Я его знаю?
— О, нет, сэр! Не просите, я не могу назвать его имя, ибо связана клятвой. Дело в том, что сам рыцарь пожелал остаться неизвестным и очень просил меня не разглашать эту историю.
— Ах, так! Но я все равно узнаю. Пусть, это будет непросто, но я…
Тут Гвиневера прервала его повелительным жестом.
— Скажите, сэр Ланселот, вы мой рыцарь?
— Конечно, миледи. Я же в том поклялся!
— И мои желания что-то для вас значат?
— Они для меня закон, мадам!
— В таком случае я прошу вас ничего не вызнавать.
— Как скажете, моя королева. Но я хотел бы знать: вам действительно доставили удовольствие деяния того рыцаря?
— О, да! Они меня очень порадовали. Благодаря его усилиям я некоторым образом заявила о себе миру, доказала, что я тоже что-то значу.
На том разговор и окончился. Сэр Ланселот поспешил откланяться, а королева с легкой улыбкой смотрела ему вслед — взъерошенный, с нахмуренным лицом, он сейчас напоминал расстроенного ребенка. Но как бы то ни было, а Гвиневера своей цели добилась! Теперь в дело предстояло включиться королю.
