Я постучал в дверь кабинета, которая выходила в маленькую приемную. Не знаю, впрочем, почему он называл эту комнату маленькой приемной, быть может, где-то в глубине квартиры была еще и большая приемная, где можно было ждать куда дольше, а это усиливает надежду. Он крикнул мне: «Входите». Я набрался смелости и крепко сжал в руке газету с объявлениями.
Месье Соломон был в сером спортивном костюме, а на груди белыми буквами было начертано: training. Он сидел на корточках, согнув колени и вытянув вперед руки, а перед ним лежала открытая книга с разными гимнастическими позами. Он просидел так довольно долго, а потом стал медленно подниматься, раскидывая руки в стороны, широко раскрывая рот и наполняя грудь воздухом. После этого он занялся бегом на месте и прыжками с поднятыми руками. Я испытал от этого некоторый ужас, особенно когда он сел на пол и попытался коснуться руками пальцев ног, делая при этом ужасную гримасу.
— Бог ты мой, будьте осторожны! — заорал я, но он продолжал корчиться. Я подумал, что он во власти сарказма и что он корчится под его воздействием; сарказм по-латыни «sarcasmus», по-гречески «sarkasmos» — кусать свою плоть, поднять на смех, издеваться, насмехаться. Он стискивал зубы так, что у него глаза вылезали из орбит, со лба капал пот, и, быть может, он был во власти бешенства, отчаяния, враждебной старости.
Кто знает!
На несколько мгновений он замер, склонив голову и закрыв глаза, потом бросил на меня взгляд.
— Да, мой друг, я тренируюсь, тренируюсь. Я это делаю по методу, принятому в канадской авиации, по-моему, он лучший. Я был сыт по горло.
— Зачем вы тренируетесь, месье Соломон? На что это вам там понадобится?
— Что за странный вопрос! Всегда готов противостоять, это мой девиз.
— Готов к чему? Противостоять чему? Там вам ходить пешком не придется, за вами приедут на машине. Вы меня извините, месье Соломон, не думайте только, что я считаю вас мудаком или кем-то подобным, то огромное уважение, которое я к вам испытываю, мне это никогда не позволило бы, но сердце мое просто разрывается на части! Вы настолько увлеклись иронией, что рискуете сами стать предметом насмешек! Вы — герой, вы четыре года просидели в темном подвале на Елисейских полях во время немецкой оккупации, но теперь, в ваши годы, ради кого или чего вы тренируетесь, разрешите вас все же спросить, месье Соломон, при всем моем почтении к вам.
Я сел, настолько у меня от гнева тряслись колени.
Месье Соломон встал, повернулся к окну и начал глубоко вдыхать и выдыхать воздух. Он надувал свою грудь с начертанным на ней словом training, он вставал на цыпочки, разводил руки и впускал воздух в глубины легких. Потом выдыхал его полностью, не оставляя ничего, как в лопнувшей шине. И снова начинал наполнять себя воздухом до самого нутра, а затем — пс-с-с — опять выдыхал до полной пустоты.
Наконец он остановился.
— Помни, мой юный друг. Вдыхай и выдыхай. Когда ты это проделаешь в течение восьмидесяти четырех лет, как я, что ж, ты станешь мастером в искусстве вдыхать и выдыхать.
Он скрестил руки и стал делать приседания.
— Вам не следует этого делать, месье Соломон, потому что вы можете упасть, а у людей вашего поколения кости хрупкие, это очень опасно. Падая, можно сломать шейку бедра.
Месье Соломон глядел на словарь, который я держал под мышкой.
— Почему вы всегда ищете определение в словарях, Жан?
— Потому что они внушают доверие.
Месье Соломон одобрительно наклонил голову, словно слово «доверие» получило его полное одобрение.
— Это хорошо, — сказал он. — Свою веру надо хранить как зеницу ока. Без этого нельзя жить. И Робер оказывает нам в этом смысле большую помощь.
Он стоял возле окна, и лицо его было ярко освещено. Мне вспомнилось, как Чак мне сказал однажды, что у месье Соломона уже его окончательное лицо. Окончательное — зафиксированное таким образом, что изменить что-либо уже невозможно. Закрепленный, незыблемый, бесповоротный. Окончательное — решение, которое исчерпывает какой-то вопрос.
Я подумал о мадемуазель Коре. Я прекрасно понимал, что против «окончательного» не попрешь, бесполезно. Но для нее кое-что сделать можно. Ей можно помочь. Я снова пойду к мадемуазель Коре и постараюсь сделать все как можно лучше. Для нее это будет легче сделать, чем для месье Соломона, потому что она еще не была в курсе того, что с ней происходит.
Тем временем месье Соломон закончил свои упражнения. Он сел против меня в большое кресло и застыл в неподвижности. Над ним на стене висела большая фотография — он стоял перед своим магазином готового платья, окруженный своими служащими. Он заметил, что я поднял глаза, разглядывая фотографию, слегка повернулся в ее сторону и тоже стал, на нее смотреть не без удовольствия.
— Это моя фотография, когда я был в расцвете сил, мужчина хоть куда, — сказал он. — Это были и годы апогея моих деловых успехов…
Сарказм — от греческого слова «sarkasmos», что значит кусать свою плоть, поднять на смех, насмехаться, издеваться. Великий актер Граучо Маркс впал к концу своей жизни в сенильный маразм, а месье Соломон страдал всего лишь от потери гибкости в ногах, от боли в суставах, от хрупкости костей и от общего состояния возмущения и неподчинения, что питало его сарказм.
Он все еще с улыбкой смотрел вверх, на фотографию, где можно было прочесть слова: Соломон Рубинштейн, брючный король. Этим все сказано, как говорится, ни добавить, ни убавить.
— Да, это был апогей моего величия, зенит успеха… Мы сидели друг против друга и молчали.
— Правда, вы не стали пианистом-виртуозом, месье Соломон, но ведь брюки тоже очень нужны.
Он барабанил пальцами по ручке кресла. У него были длинные, очень белые пальцы. Я сделал некоторое усилие, напряг башку и увидел его фотографию в рамке на стене — он сидит перед концертным роялем во фраке, а в зале не меньше десяти тысяч человек.
— Да, конечно, — сказал он, и я опустил глаза с тем уважением, которое испытываешь к глубокой мысли.
Я старался не смотреть на него чересчур пристально, как я это обычно делал помимо своей воли, замечая мельчайшие подробности, чтобы потом лучше вспоминать. Я его очень любил и сделал бы все, что угодно, чтобы сбавить ему пятьдесят лет и даже больше.
Я. встал.
— Вы уронили это в лифте.
Я догадывался, что он не покраснеет, потому что в его возрасте кровообращение такое, что уже не краснеют. Но все же я ожидал, что застану его врасплох. Ничуть не бывало! Вместо того чтобы проявить смущение и искать какие-то оправдания, месье Соломон взял у меня из рук листок с объявлениями с явным удовлетворением, он так при этом оживился, что сомнений быть не могло. Вы, может быть, читали, что в каком-то подземелье нашли головы королей Франции, которых Революция казнила в Нотр-Дам. Так вот, у месье Соломона такая голова, она выбита из камня и достоинства. Я могу вам это еще раз подтвердить, потому что, сколько бы это ни повторяли, всегда будет недостаточно, — у него вид величественный. Я знаю, что на этот счет словарь выражает сомнение, поскольку в нем стоит: Величественный — тот, кто внушает большое уважение, преклонение и кто этого достоин. И он добавляет ряд синонимов: великий, благородный, уважаемый, священный, святой, почтенный, почитаемый. В виде примера в словаре приведены строки месье Виктора Гюго: Засеет ниву до небес / Руки величественный взмах. А потом было приведено и другое значение: тип клоуна.
