Месье Соломон был явно очень рад вновь получить эту страницу с брачными объявлениями, а я вам клянусь, я очень внимательно наблюдал за ним, потому что с ним никогда не знаешь, кто перед тобой в данный момент: сеятель, который величественным жестом расширяет пространство, или своего рода клоун.
— А, вот она, эта страничка! — воскликнул месье Соломон. — А я как раз думал, где же я ее потерял.
И, опираясь обеими руками о кресло, встал, пересек комнату и сел за свой большой письменный стол филателиста.
— Ее нашел месье Тапю.
— Хороший человек, хороший человек, — дважды повторил месье Соломон, видимо из любви к противоречиям.
— Да, злобный мудак, — подтвердил я.
Месье Соломон не стал настаивать на своем мнении, он предпочел промолчать. Он схватил со стола лупу филателиста и стал снова изучать брачные объявления.
— Идите сюда, Жанно, будете мне советовать.
Иногда он говорит мне «ты», а иногда «вы», это зависит от того, насколько он меня приближает к себе.
— Что советовать, месье Соломон? Вы в самом деле хотите подцепить женщину или просто меня мучаете, да так, что у меня живот болит?
— Пожалуйста, не говорите «подцепить женщину», Жанно, женщина не грипп. Мне хотелось бы, чтобы вы относились к языку Вольтера и Ришелье-Друо с большим уважением, мой друг. Поглядим-ка…
Всю свою жизнь, а это немалый срок, я буду помнить, как месье Соломон склонился над страничкой с брачными объявлениями. Невозможно себе представить, что такой величественный человек искал забвения в таком смехотворном и пустом занятии по причинам метафизического отчаяния, которые возникли, как утверждает Чак, именно в силу отсутствия метафизики. Я это рассуждение даже записал на своем магнитофоне. В силу отсутствия метафизики — так сказал Чак. Если вам так повезло, что вы чего-то не понимаете, то этот шанс упускать не надо, надо хоть зафиксировать.
— Я уже подчеркнул несколько объявлений, которые могли бы меня заинтересовать. Ищу крепкое полувековое плечо, которое не против, чтобы на него склонилась нежная, веселая, чувственная головка. Что вы об этом думаете, Жанно?
— Головка ищет плечо полувекового возраста, месье Соломон.
— Полувекового, полувекового, — пробурчал мой хозяин. — Это ведь можно обсудить, разве нет? Многие забывают, что сейчас кризис, и предъявляют непомерные требования!
У меня снова возникло сомнение, и я окинул его быстрым взглядом, чтобы посмотреть, не смеется ли он над всеми нами, причем в гомерическом масштабе, но нет, ничуть не бывало, царь Соломон был и в самом деле возмущен.
— Это все же невероятно, — гудел он своим красивым голосом, который исходит из его основ, подобных основам солидных зданий, которые строят на тысячу лет. — Просто невероятно!.. Ей нужно плечо пятидесяти лет… Какое отношение возраст имеет к плечу?
— Она хочет быть спокойной, вот и все!
— А почему мое плечо не может ей обеспечить покой? Чем мое плечо в восемьдесят четыре года стало хуже, чем было в пятьдесят? Ведь это же не вопрос качества мяса, надеюсь?
Раз он так ставил вопрос, я захотел разобраться в этом до конца.
Я прочел то, что он мне указал:
— Франсуаза, 23 года, парикмахерша, очаровательная, 1 метр 65, 50 кило, глаза голубые… Двадцать три года… Ну что вы скажете?
Месье Соломон наблюдал за мной. Потом положил на стол свою лупу и отвел глаза. Я решил не настаивать. Но между нами все же возник холодок. Я искал, что можно было бы сказать ему приятного, и совершил катастрофический ляп:
— Это придется отложить до следующего раза, — прошептал я.
Я хотел только его успокоить. Но когда в голове сидит навязчивая идея и о ней все время думаешь, то получается что-то ужасное. Надо взвешивать каждое слово. Месье Соломон медленно повернулся ко мне, слегка сжал челюсти, и я сразу понял, что возникло недоразумение, и очень серьезное. Прежде всего, евреи не верят в перевоплощение, в это верят камбоджийцы или еще какие-то более далекие народы, у которых, согласно их религии, после смерти каждый умерший снова возвращается на землю и живет новой жизнью. Но только не евреи. Их нельзя утешить, заверяя, что это случится в следующий раз.
— Я вовсе не это хотел сказать, — пробормотал я.
— А что же именно вы хотели сказать, разрешите мне вас спросить? — произнес месье Соломон с ледяной вежливостью.
— Я никак не хотел оскорбить ваши еврейские религиозные чувства, месье Соломон.
— Какие, к черту, религиозные чувства! — заорал вконец взбешенный месье Соломон.
— Я знаю, что евреи не верят в перевоплощение, месье Соломон. Они в этом отношении как католики, для них не существует следующего раза, надо съесть сейчас или никогда. Я не хотел ни на что намекать. Не надо об этом все время думать, месье Соломон. Когда об этом все время думаешь, то только все ближе приближаешься, вместо того чтобы удаляться, давая задний ход, и дело кончается тем, что начинаешь корчиться и себя кусать. Когда я вам ее обещал в следующий раз, то это вовсе не был с моей стороны сарказм, греческое слово, произведенное от еврейского sarcazem — кусать свою плоть, рвать на себе волосы, оскорбительное высмеивание, злая насмешка, издевательство. Я просто хотел вам выразить оптимистические чувства. Я хотел вас заверить, что вы найдете, возможно, ботинки вашего размера в следующий раз, в следующем номере «Нувель обсерватер», ведь он выходит каждую неделю, а неделя, месье Соломон, это не так уж долго, вы в полном здравии, и нет никаких причин думать, что за это время с вами что-нибудь случится…
Голос у меня дрожал, с каждой фразой я все больше терял почву под ногами. Когда ты во власти страхов, так всегда бывает, теряешь контроль и говоришь как раз то, чего не хочешь.
— Месье Соломон, волноваться нечего. «Нувель обсерватер» выйдет через неделю. У них это железно, иначе не бывает. Будет следующий раз, через неделю, это пустяки в наше-то время…
Я умолк, но слишком поздно. Я загубил дружбу, которой дорожил больше, чем всем, что можно найти в словаре. У меня были слезы на глазах.
К великому моему удивлению, месье Соломон вдруг сменил гнев на милость, добрая улыбка озарила его лицо, и от этого вокруг глаз образовалось в два раза больше морщин, как всегда бывает, когда старые люди смеются. Он дружески-поучительно положил мне руку на плечо.
— Послушайте, мой юный друг, не надо все время думать о смерти. Придет день, и мудрость поможет вам перестать ее бояться. Терпение! К восьмидесяти или к девяноста годам у вас выработается та внутренняя стойкость, помогающая выстоять при любом испытании и которая есть не что иное, как сила духа, — надеюсь, что оставлю вам о ней память. Сердце не должно унывать. Вспомните бессмертные стихи великого поэта Поля Валери, уже умершего правда, который воскликнул:
«Поднялся ветер!.. Жизнь зовет упорно!
