А если говорить честно, то инстинкт охоты – при взгляде на близко бегающих песцов – и у меня пробуждается! Как глубоко он сидит в нас со времен мамонтов. По науке, инстинкт – это то, что задает программу мозгу. Но где тогда этот самый инстинкт сидит, где он, подлый, расположен, – вне мозга? В желудке, что ли?
Люди раздражены на мою настырность в части запрета бить песцов.
Песцы же сразу учуяли возросшую степень безопасности: вокруг судна носится штук по десять зверей разом. Ребята кидают им за борт что придется, включая брезентовые рукавицы. Рукавицы песцы тоже, резвяся и играя, съедают.
В 11.30 на весте показалась «Сибирь». Она бьет канал для «Владивостока» и «Тайшета», из первого трюма которого беспрерывно откатывают воду.
«Сибирь» – нам:
– Господи! И как вас, «Колымалес», сюда, в самый центр ледового массива, угораздило и занесло?
– Вашими молитвами! Ледоколы завели! Сами бы мы и при большом желании такого не смогли!
– Что верно, то верно…
Сразу веселее стало, как только атомная махина возникла в ощутимой близости. Может, она нас и на запад протолкнет?
Потом подслушали диалог «Сибири» с «Адмиралом Макаровым».
Степан Осипович Макаров хладнокровно заявил:
– «Тайшет» пусть тонет, раз такое дело! Там «Владивосток» людей снимет. А вот этих вытаскивать срочно надо, которые здесь в массиве кукуют!
«Сибирь»:
– Если «Колымалес» сейчас поволоку на запад проливом Санникова, от них только ребра останутся! Идемте к «Хосе Диасу»!
И около часа ночи второго октября «Сибирь» с «Макаровым» протащили на восточную кромку «Хосе Диаса». В феерии прожекторов тащили, в таких световых эффектах, какие и не снились Скрябину в цветном кошмарном сне.
Я наблюдал феерию из каюты и слушал танго: «Счастье мое я нашел в этой дружбе с тобой…»
Концерт по заявкам педагогов – в честь Дня учителя.
В три ночи «Сибирь» вернулась и уволокла «Леонидова» – без шума, без лишних слов, уверенно и спокойно.
А к «Шухову» подошел «Макаров», чтобы взять его на усы. Ледобои начали с шуточек:
– «Шухов», а почему у вас красный огонь горит? Груз разрядный?
– Да, взрывчатка.
– В ящиках?
– Да, в ящиках.
– Чего же вы тогда тут столько времени торчите? Растащили бы ящики по ледку до кромки да и трахнули – и плыви на все четыре стороны!
Во время этого юмористического диалога «Макаров» приближался кормой к носу «Шухова», а мы пялились на них в бинокли. И явственно заметили, как «Макаров» трахнул кормой в скулу «Шухова». «Шухов» заорал:
– Вы мне дырку сделали! В районе названия!
– Не понял! Какое название?
– Дырка у нас, дырка! От вас дырка! Там, где название судна!
– Ну, коль выше ватерлинии, то это не дырка! Работайте вперед полным! Застоялись вы тут! Винтом отвыкли работать! И что у вас за веревка на бензеле? Это мышиный хвост, а не трос! Если не положите нормальный трос на бензель, я вас не возьму!
Прямо феодал на крепостную девицу орет, прямо, черт возьми, право первой ночи назад возвращается.
Два песца прыгали в привиденческом свете прожекторов по торосам.
Когда «Макаров» взял «Шухова» на буксир и поволок, то вдруг вспомнил про нас и почему-то даже извинился:
– «Колымалес», придется вам подождать здесь еще сутки! Простите уж и не обессудьте!
Странная вежливость.
С мурманскими ледокольщиками мы, балтийские моряки, конечно, тоже несколько чужаки, но за многолетнюю совместную работу и в силу относительной географической близости понимаем друг друга легче. С дальневосточниками дело хуже – отчужденность ощущается сильнее. Скажете, что за глупость? Моряки одной России, на одном языке говорят, одно дело делают и вообще «Владивосток далеко, но город-то нашенский»! Все правильно. А ведомственная отчужденность есть, есть особые взаимоотношения. И хотя давно суда всех пароходств плавают одинаково, по всему Мировому океану, но все равно для дальневосточников, то есть сынов Тихого океана, мы, некоторым образом, каботажники из Маркизовой лужи, а они для нас этакие чересчур привыкшие к своей удаленности и широким пространствам провинциальные супермены.
Высказал эти глубокомысленные соображения Василию Васильевичу. Он вздохнул и выдохнул еще более тяжко и длительно, нежели обычно:
– Северяне хорошие товарищи? Неужели вы до сих пор такой наивняк? В товарищей он верит! Прошлую навигацию «Алатырь» задержалась в Игарке – котел вышел из строя. Мороз уже тридцать. На ремонт сутки всего нужны были, но за сутки всё и вся разморозишь. Просили буксир, чтобы он пар на это время давал. Северяне заявили, что буксира нет, а есть только ледокол «Мелехов». Сколько буксир стоит, а сколько ледокол? На «Алатыре» капитан чешется, а время идет, судно промерзает – авария углубляется. Согласились на ледокол. «Мелехов» подошел и акт на спасение сует. Алексеич с «Алатыря»: какое спасение? С ума сошли? В родном порту! Да мне восемь часов хватит, чтобы котел отремонтировать… «Мелехов» рядом стоит, теплом дышит, а пар не дает, а судно промерзает. Н у, Алексеич и подмахнул акт на спасение. Товарищи северяне за это спасение сто тысяч потребовали! На тридцати через арбитраж сошлись. И где теперь Алексеич? Диспетчером сидит! Ваш ход, дорогой товарищ!
Итак, две недели мы провели, дрейфуя вместе с песцами и разной человеческой подлостью в Айонском ледяном массиве при непрерывных сжатиях. И вот только третьего октября к нам вернулся атомоход «Сибирь», а за ним – ледокол «Адмирал Макаров».
«Сибирь» плавно и могуче прокатила метрах в сорока от левого борта, выкалывая нас из застарелого поля, в которое «Колымалес» уже накрепко вморозился.
Мы хлопали в ладоши, и махали махине «Сибири» шапками, и орали что-то благодарно-счастливое.
Еще через две минуты нелепым курсом в пяти метрах полным ходом прошел под командованием старшего помощника капитана «Адмирал Макаров». Он поднял на дыбы огромную льдину. Наше судно получило мгновенный крен до 12°, и раздался омерзительный скрежет и грохот, в которых соединились вопли раненого металла и торжествующий голос победившего льда.
Сказать, что мы, завалившись вдруг на бок, выругались, – ничего не сказать. Во всяком случае, в тот миг Степан Осипович Макаров должен был бы перевернуться в гробу. Ну а если убавить эмоции и учесть отсутствие у автора «Ермака» гроба, то адмирал на небесах мог и ухмыльнуться, глядя на то, как его внуки продолжают зачатое им ледокольное дело. Без огрехов же, увы, ледяное поле Арктики не вспашешь.
– Виктор Викторович, берите старпома и стармеха! Осмотреть трюма! Вахтенный помощник, сообщите на ледокол об аварийном навале! И записывайте! Записывайте, черт вас побери!!
«Загремели на павшем доспехи» – так положено говорить в подобных ситуациях флотским острякам.
