— Эти люди живут весело, — сказал он себе. — Отчего бы и нет? Что такое похороны, как не дружеское прощание? Почему же им не порадоваться? Надо полагать, мы всё равно встретимся снова — когда-нибудь и где-нибудь…
И больше он об этом не думал.
По дороге на кладбище его спутником оказался мистер Эймз, приличным шепотком сообщивший, что принимает участие в похоронах не столько из уважения к усопшей — в конце концов, по его понятиям нет худа без добра, — сколько потому, что в таком представительном собрании местных жителей и приезжих можно надеяться выяснить «распространённую точку зрения» на вчерашнее извержение — с тем, чтобы использовать её в приложении к «Древностям», озаглавленном «Недавние вулканические явления на Непенте».
— Правда? — откликнулся епископ. — Целая глава о вулканических явлениях? Она наверняка должна быть интересной.
Мистер Эймз с большим удовольствием пустился в обсуждение этой темы.
Глава могла бы быть интересной, согласился он, если бы не его невежество во всём, что касается геологии. Эта часть вызывает у него большую озабоченность. Монсиньор Перрелли обошёлся с геологическими вопросами слишком поверхностно по сегодняшним меркам. Винить старинного учёного, разумеется, не в чем, геология — наука современная, но он мог хотя бы поподробнее описать выпадения пепла и раскрошенной лавы, от которых остров, как известно, временами страдал. Однако рассказ Перрелли о них прискорбно неполон. Он буквально изобилует пропусками, которые приходится заполнять, кропотливо цитируя другие хроники того же периода. Короче говоря, это один из самых неудачных разделов его в остальном безупречного труда…
— Жаль, что я ничем не могу вам помочь, — сказал мистер Херд.
— И мне жаль. Хоть бы кто-нибудь помог. Тут был этот молодой еврей, Мартен, разбирающийся в таких вопросах лучше чем кто бы то ни было. Юноша неотёсанный, но настоящий специалист. Он пообещал снабдить меня современным отчётом и даже картой геологических структур острова. Я сказал себе: Именно то, что мне нужно. Однако проклятый отчёт так до меня и не дошёл. А теперь мне сказали, что он покинул остров. Уехал навсегда. Ему не хватило воспитанности даже на то, чтобы зайти попрощаться или оставить адрес. Очень неприятно. Кто знает, когда здесь опять появится знаток минералогии? Это ведь не скворцы, стаями не водятся. Приходится пока полагаться на собственные силы. Удивительно, кстати, как много разнообразных сведений способен собрать, когда его подопрёт, человек с хобби вроде моего, углубляясь в тёмные для него области знания, которыми ему при иных обстоятельствах и в голову бы не пришло заниматься. Становишься чуть ли не энциклопедистом! Минералы, медицина, стратегия, геральдика, навигация, палеография, статистика, политика, ботаника — что я знал обо всём этом или хотел узнать, пока не натолкнулся на старика Перрелли? Вы когда-нибудь пробовали комментировать классический труд, мистер Херд? Уверяю вас, это занятие открывает перед вами новые просторы, совершенно новые радости. Жизнь становится по-настоящему увлекательной. Просто чудесной!
Произнеся эту тираду, библиограф внезапно умолк. Снова он впал в свой извечный грех: начал с чрезмерной увлечённостью рассказывать совершенно постороннему человеку о том, что дорого его, библиографа, сердцу. Какое дело этому, объехавшему весь земной шар епископу до геологического состояния Непенте? Абсурд, бестактность.
Он попытался исправить промах, затеяв пустой светский разговор.
— Чем вы собираетесь заняться после похорон?
— Хочу повидаться с миссис Мидоуз.
— Вот как? Будьте добры, передайте ей от меня привет. Хотя может быть и не стоит. Нет, пожалуй, нет. По правде сказать, она два дня назад не пожелала меня узнать. Во всяком случае, очень было на то похоже. Должен признаться, меня это сильно задело, потому что я совершенно не представляю, чем я её мог обидеть. Напротив, я всегда питал к миссис Мидоуз слабость, она так мила, так женственна. Вы не могли бы попробовать выяснить, в чём дело? Спасибо. Возможно, он меня попросту не заметила. Она очень спешила. И по-правде говоря, была на себя совсем не похожа. Совсем. Белая, испуганная. Словно увидела призрака.
Его рассказ обеспокоил епископа.
— Да неужели? — спросил он. — Вы меня пугаете. Пожалуй, я прямо сейчас к ней и отправлюсь. Вы ведь знаете, она приходится мне двоюродной сестрой, и в последнее время мне за неё как-то тревожно. Да, я не стану ждать конца похорон, пойду! Возможно, мы с вами ещё увидимся вечером. Я вам тогда всё расскажу. А насчёт того, что она намеренно не пожелала вас узнать — не верьте в это даже на миг.
— Я буду в городе часов около семи…
«Все её любят», — думал мистер Херд, выбираясь из процессии. Он постарается вызвать её на длинный разговор, может быть даже останется ко второму завтраку.
Его пугала близящаяся полуденная жара. И так уже припекало, он чувствовал это, поднимаясь в горы несколько раз пересекавшим проездную дорогу коротким путём и пользуясь всякой возможностью, чтобы укрыться в тени, падающей на тропинку от деревьев и домишек.
Вокруг простиралось подобие безлюдной пустыни, местные жители даже те, что жили далековато от города, отправились на похороны. Тем не менее, впереди епископа торопливо двигалась тем же путём одинокая фигура. Мулен! Его можно было узнать даже на большом расстоянии, он, как всегда, выглядел чересчур расфуфыренным. Что он тут делает в такой час? Мистер Херд вдруг припомнил, что уже видел его однажды поднимающимся в Старый город и примерно в это же время.
В голову ему пришло услышанное от Кита, когда они катались на лодке. То, что этот человек способен жить за счёт шантажа и женщин, у него сомнения не вызывало — Мулен именно так и выглядел. Мерзейшая личность, ещё и скрывающаяся под придуманным именем. Вид его вызвал у мистера Херда раздражение. Какие у него там могут быть дела? Ретлоу! Он вновь попытался вспомнить, где ему приходилось слышать это имя. Что-то с ним было связано смутно неприятное. Да, но где? Дело давнее, это во всяком случае ясно. На краткий миг епископа охватила уверенность, что он вот-вот вспомнит. Но потом голова его вновь опустела; возможное откровение ускользнуло и возвратиться не пожелало.
Войдя, наконец, в тенистый садик виллы «Мон-Репо», он почувствовал немалое облегчение. На камнях у входа в дом сидела похожая на сфинкса старая Катерина. На коленях у неё лежало вязание — коричневая шерсть, непривычной формы спицы — нога упиралась в основание колыбельки, которую старуха время от времени покачивала. При появлении епископа она поднялась и без тени дружелюбной улыбки застыла, напоминая какую-то жрицу. Госпожа дома? Нет, ушла. Ушла! Куда? Высохшая коричневая рука, словно обнимая вселенную, рассекла воздух решительным, но загадочным жестом. А когда вернётся? Никакого ответа. Только глазами слегка повела кверху, как бы говоря: «Бог её знает!»
— Подожду, — решил мистер Херд.
Он миновал устрашающую ведьму, казалось, источавшую нацеленную на него враждебность, и вошёл в гостиную сестры. Придётся подождать. И он стал ждать. Он просмотрел лежавшую в гостиной кипу иллюстрированных газет. Ожидание затягивалось. Комната неуловимо изменилась, в ней появилось что-то почти неопрятное. И роз больше нет. Прошёл час. Сестра так и не появилась.
