— Более чем всерьез.
Она встала, подошла к нему и взяла его за руку. Сердце ее учащенно билось, щеки пламенели от еле сдерживаемого возбуждения.
— Не будь таким жестоким, — проникновенным голосом сказала она, гладя его руку. — Неужели… ты ничего не испытываешь?… Ну совсем ничего… к твоей Лизе?… Скажи, неужели ты не доставишь мне этой радости? — добавила она, обняв его шею… — Микеле, неужели ты совсем не любишь меня?!
Ее багрово-красное лицо исказилось от волнения. Голос звучал назойливо, слащаво… Всем телом подавшись к Микеле, она касалась коленом его ноги. Он покачал головой.
— Пойми же, — повторил он, вне себя от ярости на эту назойливую в своей похотливости женщину. — Куда денется вся твоя любовь, если я, не очень-то считаясь с твоими чувствами, без лишних слов опрокину тебя на диван, словно продажную женщину, и овладею тобой? Пойми же!
— Но мы еще не дошли до того… чтобы ты опрокинул меня на диван… — глупо засмеявшись, ответила она, польщенная его словами.
После секундного колебания она с томным видом крепко обняла его и, откинувшись назад, упала на диван. Вначале ее трюк удался. Застигнутый врасплох, Микеле рухнул вместе с ней. Но когда он увидел ее возбужденное, пылающее лицо, горящие глаза, властно нахмуренные брови, вытянутую, как у гусыни, шею, когда ощутил всю тяжесть ее тела, он уже не в силах был сдержать исступленное презрение.
Он поднял голову, уперся ладонями в ее лицо, умоляющее и одновременно жалкое, высвободился из объятий и рывком вскочил на ноги.
— Если ты так жаждешь наслаждений, — угрюмо сказал он, машинально поправляя галстук, — тогда вернись… вернись к Лео…
Лиза осталась лежать на диване. Она закрыла лицо руками, грудь ее бурно вздымалась, вся она казалась воплощением боли и стыда. Но едва он произнес имя ее прежнего любовника, как она тут же вскочила и, сверкая глазами, как обвинитель на процессе, протянула к нему руку.
— Лео… Ты сказал, что я должна вернуться к Лео?! — крикнула она, не обращая внимания на то, что волосы ее растрепались, а блузка расстегнулась. — И, если не ошибаюсь, ты сказал также, что не в силах ненавидеть Лео, верно? Несмотря на все, что ты о нем знаешь?
— Да… да… Но какая здесь связь? — пробормотал Микеле, пораженный ее остервенением.
— Я-то знаю, какая тут связь, — с нервным смешком ответила она. — Уж я-то знаю!
Вдруг она умолкла и торопливо сглотнула слюну.
— Вот что я тебе скажу, — снова не выдержала она и, наклонившись, впилась в него своими злыми, как у разъяренной кошки, глазами. — Есть одна очень серьезная причина, из-за которой ты мог бы возненавидеть Лео, а я никогда к нему не вернусь.
— Моя мать? — неуверенно сказал Микеле, которого явно смутил угрожающий жест Лизы. В ответ она лишь презрительно захохотала.
— Твоя мать!.. Ну, разумеется, только о ней и речь! — воскликнула она, захлебываясь хриплым смехом. — Бедный мой Микеле, твоя мать уже давно вне игры… Очень давно…
Микеле взглянул на нее. Ему показалось, что смотрит он на нее с недосягаемой высоты, испытывая чувство превосходства. И не столько из-за большей душевной чистоты, сколько из-за презрительной жалости к этому еще более ничтожному, слепому существу, с укором, мстительно простершему к нему руку. Ему хотелось наклониться и пригладить ее растрепавшиеся волосы, чтобы она немного успокоилась. Но он не успел.
— Нет… — продолжала она, не сводя с него взгляда. — Нет, дорогой мой… речь идет не о твоей матери, а о ком-то другом… угадай сам. Ну, попробуй угадать… — Она снова нервно засмеялась, поудобнее устроилась на диване, поправила волосы, одернула блузку. Теперь она смотрела прямо перед собой, словно хотела пронзить насквозь стены будуара, чтобы разглядеть за ними фигуры, запечатлевшиеся в ее памяти.
— Я?! — Она изобразила на лице полнейшее изумление. — Я?… Но я же тебе сказала, бедный мой Микеле, что по этой самой причине никогда не вернусь к Лео… И знаешь, из-за кого?! Знаешь?!
С губ ее готово было сорваться имя, но в последний момент она сдержалась.
— Нет, — сказала она, покачав головой. — Нет, лучше ничего тебе не говорить.
Первый порыв неподдельного возмущения прошел, она стала прежней лживой Лизой, которая находит лучшее утешение в тонкой, захватывающей игре, сотканной из намеков и недомолвок.
— Не хочу, чтобы по моей вине произошла трагедия…
Она закурила сигарету и, всем своим видом показывая, что твердо решила молчать, уставилась в ковер на полу.
— Послушай, Лиза, — бросил Микеле, — что ты все-таки собиралась сказать?… Ведь я вижу, ты сгораешь от желания открыть мне тайну… И окончим на этом разговор.
Он подошел к ней, схватил за волосы и запрокинул ей голову. Глядя в ее злые, неумные глаза, он подумал, что она с безнадежным упрямством совершает ошибку за ошибкой. И снова почувствовал к ней презрительную жалость. «Если б я любил, — подумал он, отпуская ее голову, — все было бы по-другому». Он снова сел.
— Что за манеры, что за манеры! — тягучим голосом говорила она, в растерянности поправляя взлохмаченные волосы.
Микеле не спускал с нее глаз. «Виноваты не они, а я… И она, и Карла, и мама нуждаются в моей любви… А я ничего не могу им дать».
— Значит, ты хочешь знать все, до конца?
— Да… и не тяни…
Секунду она молчала.
— Ты сказал, — нерешительно начала Лиза, — что хотел бы, но не можешь ненавидеть Лео?
— Да, — ответил он. — И еще я сказал, — смущенно добавил он, — что хотел бы, но не могу тебя полюбить…
Она резко махнула рукой.
— Обо мне не беспокойся, — сухо сказала она.
Помолчала с минуту, точно собираясь с мыслями, прежде чем приступить к рассказу.
— История совсем короткая, — начала она наконец свой рассказ, опустив глаза и разглядывая руки.;- Помнишь… вчера Лео, Мариаграция и Карла вернулись с танцев… Погас свет, и все стали искать свечи… Потом твоя мать утащила меня в свою комнату показать новое платье, которое ей привезли из Парижа… Очень красивое платье, вот только в талии у пояса была лишняя складка. Спустя какое-то время, уж не помню почему, я решила спуститься вниз… Открываю дверь, вхожу… Угадай, кто был в передней?
Микеле быстро взглянул на нее. Рассказывала она сдержанно, ледяным тоном. И слушал он ее рассеянно, без особого интереса, как слушают обычную банальную историю. Но вдруг вспомнил, что вступление было связано с Лео. Постепенно сжимая круг, Лиза подобралась к самому важному. От мрачного и грозного предчувствия беды у него защемило сердце.
— Лео? — не сказал, а выдохнул он.
— Да, Лео, — подтвердила Лиза, старательно и невозмутимо стряхивая пепел. — Лео и Карлу… Они сидели обнявшись.
Микеле остался сидеть неподвижно, как зачарованный, уставившись Лизе прямо в лицо. Его словно оглушило, перед глазами все двоилось, точно он надел разбитые очки.
