Но, очутившись на лужайке, он вдруг почувствовал, что не может ничего сказать. Его охватила такая ярость, что он только крикнул:
— Как вы смеете! Негодяй! Мерзавец!
С этими словами он с палкой в руках бросился на всадника и, остановив лошадь за повод, схватил его за ногу, стараясь стащить с седла. Впрочем, теперь невозможно судить о том, какие намерения были в ту минуту у мистера Тэбрика и чего, собственно, он добивался, так как господин в красном костюме, хотя и был изумлен таким неожиданным поведением какого-то растерзанного и обезумевшего человека, все-таки не растерялся и нанес мистеру Тэбрику удар в висок стеком с такой силой, что тот, потеряв сознание, упал на землю.
К этому времени подоспел еще один из охотников. Оба они были настолько снисходительны, что соскочили с лошадей и отнесли мистера Тэбрика в дом, где старая няня, ломая руки, сказала им, что мистер Тэбрик выбежал из дома и напал на них потому, что от него сбежала жена, которая обратилась в лису.
Выслушал это странное объяснение, оба господина не могли удержаться от смеха. Перебросившись парой слов и придя к заключению, что, кто бы ни был этот мистер Тэбрик, он, несомненно, сумасшедший, да и старушка ничем не лучше своего хозяина, они, не теряя времени, сели на лошадей и поехали дальше.
Однако слух об этом происшествии вскоре разнесся среди местных жителей и окончательно укрепил в них уже сложившееся прежде убеждение: мистер Тэбрик сошел с ума, потому что от него сбежала жена. Те из них, кто слышал о том, что миссис Тэбрик обратилась в лисицу, искренне смеялись над этим. Вскоре, впрочем, люди, передававшие друг другу историю мистера Тэбрика, перестали упоминать об этой несущественной для рассказа и совершенно невероятной подробности и вспомнили о ней лишь гораздо позднее, когда им стало понятно, насколько она важна.
Когда мистер Тэбрик пришел в себя, было уже за полдень. У него так болела голова, что он с трудом и лишь весьма смутно мог припомнить, что, собственно, с ним случилось.
Тем не менее он тотчас же распорядился, чтобы сын миссис Корк оседлал лошадь и отправился разузнать о результатах охоты.
В то же время мистер Тэбрик приказал старой няне приготовить и поставить поблизости от дома еду и воду для ее воспитанницы и госпожи на тот случай, если та все еще находится где-нибудь неподалеку.
Саймон возвратился поздно с известием, что охотники проделали огромный путь, но все же упустили лисицу и лишь к концу дня, напав на новый след, затравили старого самца, и на том день закончился.
Это известие несколько приободрило мистера Тэбрика. Он немедленно встал с кровати, отправился в лес и стал звать свою жену. Однако вскоре у него закружилась голова, так что ему пришлось лечь, и он провел ночь под открытым небом.
Утром ему удалось кое-как добраться до дому, но он сильно простудился и был вынужден два или три дня пролежать в кровати.
Все это время он следил за тем, чтобы для его жены каждый вечер готовили еду, но крысы тут же все пожирали, и никто ни разу не увидел там лисьих следов.
В конце концов его стало мучить другое предположение: ему пришло в голову, что его лиса могла вернуться в Стокоэ. Тогда он приказал запрячь лошадей, подать ему кабриолет и один уехал в Райлендс, хотя у него все еще был сильный жар и он чувствовал себя совершенно разбитым.
С той поры он стал жить в полном одиночестве и держался совершенно в стороне от людей своего круга. Он виделся только с одним человеком по фамилии Эскью, который был когда-то жокеем в Уонтэдже, но стал слишком важным и забросил свою профессию. Мистер Тэбрик давал этому бездельнику три раза в неделю одну из своих лошадей, с тем чтобы тот ехал следом за охотниками и докладывал ему о результатах охоты, причем просил его по возможности внимательно осматривать затравленных лисиц. Когда тому это удавалось, мистер Тэбрик требовал от него подробного описания убитого животного, чтобы убедиться, что это не его Сильвия. Сам он не решался ездить следом за охотниками, боясь неожиданно потерять самообладание и совершить убийство.
Каждый раз, когда в окрестностях устраивали охоту, мистер Тэбрик настежь распахивал ворота в Райлендсе и оставлял открытыми двери дома. Взяв с собой ружье, он стоял в саду как часовой, в надежде, что ему удастся спасти свою жену, если ее будут преследовать собаки и она забежит в его усадьбу. Но за все время охота всего только один раз прошла поблизости от его дома. Две гончие, отставшие от своры, даже забрели в его владения, и он сейчас же пристрелил их обеих и впоследствии сам закопал.
Была уже середина марта, и до конца охотничьего сезона оставалось совсем недолго.
Благодаря образу жизни, который мистер Тэбрик вел в то время, он все больше и больше становился мизантропом. Он категорически отказывался принимать тех немногих соседей, что к нему заезжали, и сторонился людей. Обычно он выходил из дому только рано утром, когда все еще спали: он надеялся как-нибудь встретить свою горячо любимую лису. Собственно говоря, он только и жил надеждой, что когда-нибудь еще ее увидит. Он стал совершенно пренебрегать собой и своими удобствами, редко обедал по-настоящему, а в большинстве случаев съедал за целый день корочку хлеба и маленький кусочек сыру. Правда, он иногда выпивал за день полбутылки виски, чтобы притупить свое горе и как-нибудь уснуть, потому что совершенно лишился сна и, едва задремав, в ужасе просыпался от того, что ему чудились какие-то тревожные звуки. Он даже отпустил бороду и, хотя раньше всегда тщательно следил за собой, теперь совсем перестал интересоваться тем, как он выглядит. Его равнодушие дошло до того, что он иногда неделям не мылся, не обращал ни малейшего внимания на свои грязные ногти и не давал себе труда их почистить.
Эта безалаберная, беспорядочная жизнь приносила ему какое-то болезненное удовлетворение и даже доставляла удовольствие, потому что к этому времени он довел себя до состояния неистового озлобления и отрицание всех установленных людьми условностей и правил приличия. Смешно сказать, но за все эти месяцы он ни разу не вспомнил свою горячо любимую жену и не пожалел о ней. Нет, он оплакивал лишь сбежавшее от него животное. И сейчас его преследовал не образ милой, хорошей и чуткой женщины, а воспоминания о лисе, которая, правда, при желании, могла сидеть за столом и играть с ним в пикет, но, тем не менее, все-таки оставалась лишь диким, необузданным зверем. Его единственной мечтой теперь было вернуть себе этого зверя, и ему постоянно снилось, что эта мечта сбылась. Ему наяву и во сне непрестанно мерещилась жена, но всегда уже после своего превращения. Он всюду видел ее лисью морду, ее пушистый, с белым кончиком хвост, ее белую манишку и темную шерсть на ушах.
Все ее лисьи ухватки казались теперь мистеру Тэбрику такими милыми и были до того ему дороги, что, я думаю, если бы он знал наверняка, что ее уже нет в живых, и задумал бы вновь жениться, он не смог бы быть счастлив с женщиной. Ему скорее пришло бы в голову завести ручную лисицу, и, вероятно, он нашел бы, что это для него самая подходящая партия.
Тем не менее все это происходило от чрезмерной любви и истинной супружеской верности, подобную которой трудно найти. И хотя мы могли бы называть его глупцом и даже безумцем, вникнув во все это глубже, признаем его достойным уважения за такую необычайную преданность. Подумайте, как непохож он был на тех мужей, которые прячут своих больных жен в сумасшедшие дома, а сами вступают в незаконную связь с другими женщинами
[15]
, или на тех, кто оправдывает такое поведение, что, пожалуй, еще хуже. Мистер Тэбрик смотрел на вещи иначе, и, хотя его жена была теперь лишь зверем, объектом охоты, он продолжал ее любить больше всего на свете.
