Сатико не стала рассказывать мужу о происшествии в Кобэ. Это могло лишь восстановить его против Юкико. Тэйноскэ же, в свою очередь, ничего не говоря жене, написал Хасидэре письмо.
Он искренне сожалеет о случившемся, писал Тэйноскэ. Отдавая себе отчёт в том, что ничего исправить невозможно, он тем не менее считает своим долгом кое-что объяснить г-ну Хасидэре. Возможно, г-н Хасидэра полагает, что они с женой стремились просватать Юкико вопреки её воле. Это далеко не так. Юкико не только не питает к нему неприязни, но, напротив, — и это он заявляет с полной ответственностью — искренне расположена к нему. Если она позволила себе некоторую холодность и сдержанность, то это объясняется ничем иным, как робостью и стыдливостью. Человеку со стороны эти качества могут показаться смешными в тридцатитрехлетней женщине, но тем, кто хорошо её знает, совершенно очевидно, что иначе повести себя она не могла. В юные годы она была ещё более застенчивой. Но, разумеется, это ни в коей мере не может служить ей оправданием и нисколько не умаляет её вины перед г-ном Хасидэрой.
В своё время, говорилось далее в письме, Тэйноскэ взял на себя смелость утверждать, что Юкико не относится к категории людей унылых и замкнутых, что по натуре она живая и жизнерадостная. Он не отступается от этих слов и теперь, однако полностью согласен с тем, что в её возрасте полагается уже иметь представление о том, как следует разговаривать по телефону. Она повела себя как человек дурно воспитанный, и г-н Хасидэра имеет всё основания гневаться и считать, что она не достойна быть его женой. Вне всякого сомнения, она не выдержала испытания, и со стороны Тэйноскэ было бы величайшей дерзостью просить г-на Хасидэру изменить своё решение.
Как это ни прискорбно, причина происшедшего коренится, по-видимому, в неправильном воспитании, которое не позволяет Юкико идти в ногу со временем. В какой-то мере в этом виноваты обстоятельства её жизни: она была ещё девочкой, когда умерла мать, и не успела повзрослеть, когда лишилась отца, — но немалая доля вины, конечно же, лежит на Тэйноскэ и Сатико.
Вполне возможно, продолжал Тэйноскэ, что он в чем-то переоценил свояченицу, но просит поверить ему в одном: сколь ни велико было его желание видеть Юкико женою г-на Хасидэры, он не стал бы ради этого прибегать к заведомой лжи. Он уверен, что г-н Хасидэра вскоре найдёт себе достойную супругу, что рано или поздно судьба Юкико тоже устроится и что когда-нибудь они смогут забыть о произошедшем между ними недоразумении и стать друзьями. Для него было огромной радостью познакомиться с г-ном Хасидэрой, и он не может не испытывать горечи при мысли о том, что лишился возможности хотя бы изредка проводить время в его приятном обществе.
Таково в общих чертах было содержание письма Тэйноскэ, на которое Хасидэра тотчас же прислал вежливый ответ. Он очень тронут тёплым письмом г-на Макиоки, однако никак не может согласиться со словами о том, что г-жа Юкико якобы получила неправильное воспитание. Напротив, в том, что она в свои годы сумела сохранить девическую чистоту и непосредственность и не желает приспосабливаться к современных нравам, и заключается главное достоинство и обаяние её натуры.
По его глубокому убеждению, супругом г-жи Юкико должен стать человек, способный оценить высокие качества её души и считающий своим долгом всячески оберегать и лелеять их. К несчастью, сам он, скучный и неотёсанный провинциал, не наделён подобной тонкостью чувств. Поэтому он и пришёл к выводу, что с ним г-жа Юкико не была бы счастлива, и был вынужден отказаться от брака с нею.
Он глубоко сожалеет, если позволил себе когда-либо отозваться о г-же Юкико несправедливо резко, и искренне благодарит семейство Макиока за доброе расположение, которым оно его удостоило. Царящая в их доме атмосфера покоя и согласия способна любого повергнуть в зависть. Не удивительно, что, живя в такой семье, г-жа Юкико оказалась наделённой столькими совершенствами…
Письмо Хасидэры было написано, как и подобает, кистью на японской бумаге и хотя не вполне следовало канонам эпистолярного стиля, никто не мог бы придраться к этим тщательно продуманным фразам.
* * *
Во время совместной прогулки по Кобэ Сатико выбрала для дочери Хасидэры блузку и попросила вышить на ней её инициалы. Блузку доставили в Асию вскоре после того, как переговоры о сватовстве прервались. Но не послать уже обещанный подарок было бы странно, и Сатико решила передать его Хасидэре через Итани. А недели две спустя, когда Сатико пришла к Итани делать причёску, та вручила ей небольшой свёрток: «Это вам от господина Хасидэры».
Вернувшись домой, Сатико развернула подарок — это была шёлковая кофточка, купленная в знаменитом киотоском магазине «Эриман». И по рисунку, и по размеру она идеально подходила для Сатико — судя по всему, её выбрала по просьбе Хасидэры г-жа Ниу. Этот ответный подарок лишний раз доказывал, что Хасидэра — в высшей степени пристойный и щепетильный человек.
Но какой след оставили минувшие события в душе у Юкико? Внешне она держалась вполне беспечно и, казалось, не чувствовала себя особенно виноватой перед зятем и сестрой. Возможно, она не хотела открыто проявлять своих чувств из гордости, но вчуже её поведение можно было расценить только так: она благодарна Сатико и Тэйноскэ за всё их старания, но, коль скоро её сочли недостойной только потому, что у неё такой характер, а не иной, горевать и жалеть о чем-либо она не намерена.
Сатико понимала, что теперь уже поздно выказывать сестре своё недовольство, и постепенно у них с Юкико восстановились прежние отношения, но всё же затаённая обида нет-нет да и давала о себе знать. Сатико была бы рада отвести душу с Таэко, но, к сожалению, та не появлялась в Асии уже третью неделю. В последний раз она была здесь в начале марта, как раз на следующий день после «рокового» звонка Хасидэры. Сатико сказала ей, что из этого сватовства тоже скорее всего ничего не получится, и она вскоре ушла, очень огорчённая.
Когда Итани или г-жа Ниу спрашивали её о Таэко, Сатико, подозревая, что им давно уже всё известно, старалась отвечать как можно более уклончиво. Ей не хотелось давать этим сплетницам дополнительную пищу для разговоров, но в то же время она понимала, что должна быть готова к тому, чтобы в случае, если зайдёт речь о связи Таэко с Окубатой, прямо заявить: семья Макиока порвала с ней всякие отношения. Но теперь всё эти предосторожности были уже ни к чему, и Сатико испытывала непреодолимое желание повидаться с сестрой.
* * *
Однажды утром Сатико и Юкико сидели в столовой и разговаривали. «Куда же пропала Кой-сан? Надо бы ей позвонить», — сказала Сатико — и как раз в эту минуту в комнату заглянула О-Хару. Она, как обычно, ходила провожать Эцуко в школу, но отсутствовала, должно быть, часа три. Убедившись, что никого, кроме сестёр, в комнате нет, она осторожно подошла к ним и тихим шёпотом проговорила:
— Кой-сан больна.
— Больна? Что с ней?
— Расстройство кишечника, а может быть, даже дизентерия.
— От неё звонили? Да.
— И ты была у неё?
— Да… То есть…
