— Кой-сан у себя на квартире? — спросила Юкико.
— Н-нет… — неуверенно произнесла О-Хару и потупилась.
Дело было так. Рано утром О-Хару разбудила одна из служанок и сказала, что её просят к телефону. Звонил Окубата, Из разговора с ним О-Хару поняла, что позавчера Кой-сан была у него в Нисиномии и там ей неожиданно сделалось плохо: поднялся сильный жар, чуть ли не под сорок, начался страшный озноб. Было около десяти часов вечера, и Кой-сан хотела возвращаться к себе, но Окубата её не пустил и уложил в постель. Ночью ей стало ещё хуже, и на следующий день Окубата вызвал врача. Вначале тот признал у больной инфлюэнцу, но сказал, что с таким же успехом это может быть и брюшной тиф. Среди ночи, однако, у Кой-сан открылся страшный понос, и тогда врач решил, что у неё либо кишечный катар, либо дизентерия.
Если анализы подтвердят дизентерию, Кой-сан придётся поместить в клинику. Пока что она будет находиться у Окубаты, потому что за ней нужен уход. Окубата просил О-Хару ничего не рассказывать хозяйке, Хотя Кой-сан ужасно страдает, на сегодняшний день её положение не внушает особой тревоги. Конечно, если будет какое-нибудь ухудшение, Окубата обязательно даёт знать г-же Макиока, однако он надеется, что этого не случится.
Тем не менее О-Хару решила поглядеть собственными глазами, как обстоит дело, и, проводив Эцуко в школу, прямиком направилась в Нисиномию. Состояние Кой-сан оказалось намного хуже, чем думала О-Хару. За ночь её слабило раз двадцать, а то и тридцать. Лежать она не может, ей нужно всё время вскакивать и бежать на горшок. Доктор сказал, что это никуда не годится — больной необходим полный покой, и судно ей следует подавать в постель. Вдвоём с О-Хару Окубате наконец удалось заставить её лечь. При О-Хару её прихватывало ещё несколько раз, причём боли ужасные, а в судне почти ничего нет. Кой-сан по-прежнему лихорадит, в последний раз на градуснике было тридцать девять.
Доктор до сих пор не знает — катар ли это или дизентерия. Он отправил её стул на анализ в клинику при Осакском университете, результат должен прийти дня через два, и тогда будет ясно, что это за болезнь. О-Хару предложила Таэко вызвать доктора Кусиду, но та сказала, что это невозможно: он не должен видеть её здесь. И ещё она просила О-Хару ничего не рассказывать Сатико, ей, дескать, не хочется её волновать. На это О-Хару ничего не сказала, только пообещала заглянуть сегодня ещё разок.
— Ты не знаешь, они пригласили сиделку?
— Пока, ещё нет, но собираются. Если, конечно, Кой-сан не полегчает.
— Кто же за ней ухаживает?
— При мне молодой хозяин несколько раз менял ей пузырь со льдом, — сказала О-Хару. Прежде она никогда не называла Окубату «молодым хозяином». — А я мыла за ней судно и приводила её в порядок.
— А кто делает это в твоё отсутствие?
— Не знаю. Наверное, «бабушка». Это кормилица молодого хозяина. Она мне очень поправилась.
— И что же, готовит тоже она?
— Да.
— Но если у Кой-сан дизентерия, ей нельзя заниматься судном — это опасно.
— Как ты думаешь, может быть, мне стоит туда поехать? — спросила Юкико сестру.
— Давай подождём ещё немного, — сказала Сатико. Если у Кой-сан действительно окажется дизентерия, рассуждала она, нужно будет что-то предпринять. Но поднимать панику из-за обыкновенного катара, который проходит через два-три дня, совсем ни к чему. Пока что она пошлёт к Кой-сан О-Хару, а Тэйноскэ и Эцуко они могут сказать, что служанка отпросилась на несколько дней домой по какому-то срочному делу.
— Скажи, О-Хару, а что за доктор приходит к Кой-сан?
— Я ещё ни разу его не видела. Какой-то тамошний доктор. Они обратились к нему впервые.
— Лучше было бы пригласить доктора Кусиду, — сказала Юкико.
— Конечно, — согласилась Сатико, — если бы она была у себя на квартире, а не у Кэй-тяна…
* * *
Итак, Таэко велела О-Хару ничего не говорить сёстрам. Но Сатико подозревала, что эти слова были сказаны в тайной надежде, что О-Хару поступит как раз наоборот. Как это ни странно, бывали минуты, когда отчаянная, волевая Таэко совершенно теряла присутствие духа. С какой тоской она, должно быть, думает теперь о доме, какой одинокой и беспомощной чувствует себя оттого, что рядом с нею нет Сатико и Юкико…
19
Наскоро пообедав, О-Хару собралась и, поблагодарив хозяйку за «выходные», вышла из дома.
На прощанье Сатико дала ей несколько строгих наставлений: О-Хару должна быть крайне осторожна и вопреки своему обыкновению тщательно мыть руки после каждого прикосновения к больной; судно же в целях дезинфекции следует всякий раз опрыскивать лизолом. Далее: Сатико, естественно, хотела бы, чтобы О-Хару как можно чаще сообщала ей о состоянии Кой-сан, но это непросто — у Окубаты телефона нет, а звонить в Асию вечером, когда Тэйноскэ и Эцуко дома, нежелательно. Поэтому они должны условиться, что О-Хару будет звонить ей хотя бы раз в день, но в утренние часы. При этом звонить она должна непременно из автомата, даже если в каком-нибудь магазине поблизости окажется телефон.
Понимая, что рассчитывать на звонок О-Хару сегодня не приходится, Сатико с трудом дождалась утра. О-Хару позвонила только в одиннадцатом часу. Сатико разговаривала с ней из флигеля. Слышимость была ужасная, связь то и дело прерывалась, но в итоге Сатико всё же удалось получить ответ на интересующие её вопросы. Со вчерашнего дня особых перемен в состоянии Таэко не произошло, но понос усилился. Судно ей приходится подавать почти каждые пять минут. Жар по-прежнему не спадает. А что говорит врач? Это дизентерия? Пока ещё не известно. Пришёл ли уже результат анализа? Ещё нет. А как выглядит стул? Есть ли в нём следы крови? Есть, но в основном выходит какая-то густая белая слизь. Откуда звонит О-Хару? Из автомата, но он находится довольно далеко от дома, и это очень неудобно. Кроме того, сказала О-Хару, она была третьей в очереди и поэтому позвонила так поздно. Она попробует позвонить сегодня ещё раз, а если не удастся, тогда, в крайнем случае, завтра утром.
— Раз в стуле есть кровь, это наверняка дизентерия, — сказала Юкико. Она присутствовала при телефонном разговоре.
— Да, похоже на то…
— Бывает ли такое при катаре?
— Гм, боюсь, что нет.
— И потом, если бы это был обыкновенный катар, она не требовала бы судно каждые пять минут.
— Почему же доктору всё ещё мешкает? Что-то он не вызывает у меня особого доверия…
Теперь уж у Сатико почти не оставалось сомнений, что сестра тяжело больна. Нужно было срочно принимать какие-то меры, но в тот день О-Хару больше не позвонила. Наступило утро, но телефон по-прежнему молчал, и сестры не находили себе места от беспокойства. Наконец около двенадцати часов дня О-Хару появилась в Асии. Лицо у неё было встревоженное.
— Что случилось? — бросились к ней сёстры, как только остались наедине с ней в гостиной.
