Ля Вига колеблется, не задувает свечу…
– Что с тобой? ты увидел призрак?
– Нет!.. но эти крысы! они же стоят в очередь!..
– Дай-ка мне свой светильник!
Я тушу его пальцами… он ложится и почти сразу начинает храпеть… если бы я засыпал так же быстро, как он, мы бы просто сгорели заживо!.. если вы постоянно, день и ночь, не пребываете начеку, вы почти наверняка закончите в виде факела…
– Ты что, не слышишь пушку, придурок?
Скотина, тюфяк!
– И барабан не слышишь?
Никакого ответа…
– И никакого шевеления не чувствуешь?
Ноль!.. он храпит…
Я думал об этой селедке-графине, наследнице, музыкантше, картежнице… нашла же Лили себе подружку!.. она нагадала нам пламя и совершенно голого мужчину…
– Над чем ты смеешься?
Смотри-ка, я засмеялся, а он услышал!
– Ни над чем!.. над тем, как любезно они завтра нас примут!
– Кто?
– Этот безногий и его мадам!..
Какой-то шум… это шуршит Бебер… должно быть, он доедает уклеек маленькой горбуньи… они были в большой банке… наверное, он все опрокинул… ему плевать… день сейчас или ночь!.. он боится, чтобы они от него не убежали… эти котяры никогда не принимают в расчет ваши слова, они доверяют лишь собственным чувствам… должно быть, он считает, что все это долго не продлится… я тоже так думаю…
* * *
Чтобы хорошо спать, недостаточно просто элементарного комфорта, необходима еще и вера в будущее… черт! снова я о себе!.. постоянно говорить о себе просто отвратительно, любое «я-ячество» несносно, читатель тут же ощетинивается…
– Да вы только этим и занимаетесь!
Так-то оно так, но все же, время от времени, в порядке эксперимента, необходимо кое-что сказать… вот хотя бы про сон, например, чтобы вам было лучше понятно… ну вот, я вам и говорю, что с ноября 14-го года сплю лишь урывками… у меня в ухе постоянно шумит
[126]
… я слушаю, как этот шум переходит в звуки тромбонов, затем уже включается оркестр, и наконец звуки, как на сортировочной станции… такая вот дребедень!.. но стоит вам только встать со своего матраса… и хоть как-то проявить беспокойство, пиши пропало, вас примут за безумца… так что остается только терпеть, лежа в неподвижности, может, после долгих часов ожидания вам удастся хоть на мгновение забыться сном, чтобы немного подзарядить свой слабенький аккумулятор, и это позволит вам наутро продолжать тянуть свою лямку… большего не просите!.. вот если бы вы были богаты, тогда, конечно, вопрос ставился бы иначе!.. вы бы могли ни хрена не делать, и у вас была бы только одна забота: сходить сделать себе стрижку, потом – в банк, после – к педикюрше, и еще посмотреть на Коксинель
[127]
… но в тех жестких условиях, я бы даже назвал их чрезвычайными, нужно было приложить все усилия к тому, чтобы лежать, вытянувшись неподвижно, и ждать, пока все поезда не столкнутся, чуххххх! пум!.. и не сойдут с рельсов!.. вот они свистят… и наконец все же уезжают!.. а вам остается только четверть часа на то, чтобы зарядить свой жизненный аккумулятор… а это значит, что завтра вы сможете еще немного продлить свое блядское долбанное существование… сами видите, я не так уж злоупотребляю вашим вниманием, ведь именно мне, и никому другому, приходится все это выносить! у меня даже все волосы вылезли на одной стороне головы, а все потому, что я слишком сильно втискиваю свою черепушку в подушку, в подстилку, в доску – в зависимости от… повторяю еще раз, чтобы хорошо спать, необходим элементарный комфорт, одного оптимизма тоже недостаточно… но людей, находящихся в моем положении, вечно будут беспокоить гудки поездов!
Вот недавно я получил письмо: «вам пишет священник!» дальше следуют шесть страниц, напичканных моралью…
А что за почерк!.. хуже, чем у меня!.. мне на его месте было бы стыдно…
– Придурок несчастный, а мучают ли тебя гудки локомотива?
Мне далеко не всегда удавалось хоть немного вздремнуть, но я всегда старался, где бы я ни был… будь то в обычной спальне, в тюремной камере, в нищенской хижине или в ледяной избушке… я всегда делал все, от меня зависящее… с ноября 14-го… я никому никогда об этом не говорил… ожидая, когда мой поезд наконец отправится в путь… точно так же я вел себя и в тюремной лечебнице, где была специальная камера для приговоренных к смерти и где всю ночь горел свет, помню, там буйствовал какой-то чертов ублюдок, который без остановки колол себе ляжку под одеялом острой заточкой, не переставая при этом орать во все горло… даже тогда я и глазом не моргнул… лежал молча, неподвижно и ждал, когда мои поезда наконец отправятся в путь, а этот проклятый кретин перережет себе бедренную артерию и заткнется, лишившись чувств…
– Но вы ведь могли бы прооперировать свое ухо!
Скажете мне вы…
– При современных-то прогрессивных методах!
Могу сообщить вам по секрету кое-что забавное… прогрессивные методы!.. они как министерства, их изобретают, потом раздувают, в результате они распадаются… только на них посмотришь, а их уже нет…
«Мой дорогой юный друг, одна из моих пациенток страдает от того же недуга, что и вы, от сильных шумов и головокружений, ей принадлежит очень большой парк, каждый вечер она просит своего сторожа охотничьих угодий выпускать в воздух от двенадцати до пятнадцати залпов… какое-то время ей казалось, что это приносит облегчение… но потом она от этого отказалась… ей все это ужасно надоело!.. доверьтесь мне, поступите, как она, и больше не пытайтесь ничего сделать!»
Лермойез
[128]
был совершенно прав… прошли годы, и постепенно, после стольких передряг, я сам научился довольно ловко модифицировать разные шумы… и головокружения также!.. днем и ночью… понятно, что все имеет свой конец… моя занудная болтовня про мой слуховой нерв, про звон в ухе, изобретенные мною ухищрения… в какой-то момент это даже может пригодиться, как Лермойез, к примеру, контракт с «Галлимаром» или наши неприятности в Моорсбурге…
Кстати, даже ландрат, этот злобный паяц, и тот все же нам пригодился, я вам еще об этом расскажу…
Смотрите, опять я вас запутал! ладно, короче, я тогда лежал на соломе и не двигался… но вдруг услышал шаги Лили… я открываю один глаз… почти полная темнота… она смотрит через бойницу… я подхожу к ней… там какое-то движение… над деревьями летают мелкие искры… и появляются язычки пламени… берлинский костер… а мы ведь там были!.. но что они еще могли там жечь? фасады?… наверное, просто развлекались… кажется, наш Харрас уехал как раз вовремя… должно быть, успел на последний самолет… что там он еще себе привез из Лиссабона? опять, наверное, какое-нибудь барахло! ну и развлечение его ждет… когда он вернется, ему останется лишь разгребать то место в Грюнвальде, где был его bunker!.. искать барышень среди пепла… в свете пламени нам прекрасно видно, что самолеты изменили тактику… они уже не летают на уровне крыш… а просто пикируют с высоты, стрелой… длинный пенистый след… и брум!.. нацеливаются! брум!.. в кратер! прямиком! однако Лили больше интересует мелкая ссора синиц… засохшее дерево, они вылезают оттуда через небольшое отверстие… «самки» и «самцы»… уверен, что всем руководит именно «она»… она ведет хозяйство… сердится, поднимает гребешок, прямо как работящая мать семейства… вся стая расселась на противоположной ветке, все понурились, опустив клювы… а она выбрасывает из дупла соломинки, корки и высказывает им все, что о них думает… куик! куик! откуда они могли все это притащить?… они сидят неподвижно на тонкой веточке, клювы вниз, ничего не отвечая… причиной таких враждебных выходок у птиц являются не только чувства, но еще и хозяйственные заботы, ведь нужно поддерживать в чистоте дупло, где они живут…
