Банкир кивнул на двух мужчин – один с короткой стрижкой светлых волос, другой упитанный, с засаленной прической: оба играли на цинковой кровати в подкидного дурака. Лица у них были застывшие и безразличные.
– Это депутаты Госдумы, – продолжил Баранов, со вкусом дотягивая «бычок». – Фамилии точно не помню… что-то вроде Клюшенков и Лобовлев. В общем, их застрелили на улице четыре года назад, но они все еще находятся тут – по той же причине, что и я. Оптимизма это не добавляет.
– За что их так? – удивился Петрович, закуривая вторую сигарету.
– За бабло, – грустно отозвался банкир. – Ты даже какие-то странные вопросы задаешь, дедушка… за что еще в России-матушке могут людей убивать?
– За политику, – ответил умудренный годами Петрович.
– Политика – это тоже бабло. Причем еще какое. Хочешь закон в парламенте провести? Проплати. Заказ нужный получить? Проплати. Налогов желаешь избежать? Отблагодари хорошего человека. Ты как будто не в России живешь, а с Марса прилетел. Я с этими ребятами скорешился немного. Как они говорят, у них в организации тоже доллары пилили от спонсора – кому-то досталось меньше. Этот кто-то обиделся – и заказал их. Теперь они под лейблом «невинно убиенные». А поскольку занимались политикой, тоже не все так однозначно – ибо политики, как и убийцы, конвейером в Ад направляются. Я даже огорчен, что не избрался в депутаты, была ведь маза. Щас бы меня, может, уже на сковородке жарили.
Клюшенков, не меняясь в лице, открыл перед соперником карты – там было четыре туза. Лобовлев вздохнул, сгреб колоду и принялся ее тасовать заново. Карты были старые, обтрепанные, потемневшие по краям. Петрович заглянул на дно бутылки и обнаружил, что она опустела.
– Хорошо б добавить, – сказал он мечтательно.
– Делов-то, – согласился банкир. – Подожди минутку, я принесу.
Он соскочил с цинкового ложа и исчез в толпе. Водка сняла чувствительность – Петровича уже не так тревожили пули в голове и сердце. Вот сволочи, убили за просто хрен… гроша ломаного ЭТО не стоило. Хер с ней, с тысячей баксов, пригрозили бы – сам бы отдал требуемое. И для чего ОНО им нужно? Нет, надо было хоть иногда все же телек смотреть.
Его внимание привлек шум возле стойки неподалеку. Там стоял какой-то импозантный старик в военном мундире и скандалил во весь голос.
– Я не понимаю, сколько мне тут еще находиться? – кипятился военный. – Я на вас всех жалобу подам! Обратите, наконец, на меня внимание, сударыня!
– Господин Деникин, вас много, а я одна, – лениво отвечала девица в серой больничной форме, не отрываясь от красочного глянцевого журнала. – Сказано вам уже двести раз – ввиду того, что вас выкопали в Париже, а потом перезахоронили в Москве, вы автоматически опять попали в Чистилище. Это техническая процедура. Главный Суд разберется, ждите.
– Я совершенно не просил меня выкапывать, – наваливался грудью на стойку генерал Деникин. – Как можно так поступать с человеком? Что мне, в Париже плохо было? Лежал себе в цветочках, кругом приличные люди…
– Отойдите от стойки, – в сердцах заорала девица, отшвыривая журнал. – Мешаете работать! Объясняла вам уже – как только, так сразу!
Насупившись, Деникин отошел в сторону. К нему из толпы протиснулся другой генерал – моложе, лет тридцати пяти, но уже на костылях.
– Ну чего-с, Антон Иваныч? – с надеждой спросил молодой генерал.
– Ни хрена-с, господин Каппель, – махнул рукой Деникин. – Такая бюрократия, сладу с ними нет. Дайте закурить, милостивый государь.
Оба задымили.
– Грустно, – поделился откровениями Каппель, – у меня работа стоит. Только у негров ячейку коммунистической партии организовал, флаги пошили, «Интернационал» разучивали, как бац – и сюда. Сижу словно на иголках – а как там без меня? Получается, годовая работа целиком насмарку.
– Вам Главный Суд определил социализм среди африканских народов пропагандировать? – с неприязнью сказал Деникин. – Сочувствую, батенька. Видимо, это вам за то, что красноармейцев живьем замораживали.
– Время такое было, – затянулся папиросой Каппель. – Они нас, а мы их. К тому же, может, я не специально. В Сибири, знаете ли, вообще холодно. Оставил красных в сарае на сутки, а вернулся – звенят, хоть на елку вешай. Ну, вы здешних чинуш знаете – не докажешь, что не имел злых намерений.
– Это вы как в воду глядите, – согласился Деникин. – Я тоже объяснял, что воевал за Голос, царя и отечество. А мне в ответ – Голос в твоей помощи не нуждается, ибо он всемогущ, нечего на него грехи свои сваливать. И вот, определили меня потом на жительство… сами знаете куда.
– Да ничего страшного, Антон Иваныч, – философски заметил Каппель. – Хотя не спорю – военного человека существование в квартале хиппи с их вечным make love, not war в три минуты до истерики доведет. Но туда много кого из армейских отправляют. Начальника прусского генштаба Мольтке, например, или Александра Македонского не встречали? Хиляют в рваной джинсе и бренчат на гитарах, поправляя немытый хаер. Попривыкли…
– Я что-то никак не могу привыкнуть, – вздохнул Деникин.
– Дело житейское, – успокоил его Каппель. – Какие ваши годы…
Продолжение разговора Петровичу услышать не удалось – вернулся Баранов сразу с двумя бутылками беленькой в карманах: «чтобы второй раз не бегать». Такая логика Петровичу была по душе. Он отвинтил крышку у своей бутылки и снова глотнул обжигающей жидкости. Глаза прыгнули на лоб. Ох и хорошо же пошла. Фигня, что теплая – главное, что есть.
– Ну ладно, обо мне мы поговорили, – сказал банкир. – Давай, дед, колись, как ты сюда попал. Тоже вон, смотрю – дырка в голове.
По мере рассказа Петровича лицо Баранова менялось. Пару раз он недоверчиво усмехнулся, качая головой, а потом даже всерьез нахмурился.
– Не говоря худого слова, говоришь? Просто пришли и пристрелили? Дед, да ты че? Ты родственник Чубайса, или у тебя бриллианты под полом?
– Да нет, – горестно сказал Петрович. – Были б бриллианты, нешто бы я к Фроське за ее денатуратом опохмеляться бегал? Они вот че хотели…
После краткого объяснения, за что тайные гости предлагали Петровичу штуку баксов, щеки Баранова вытянулись, а нос почему-то заострился.
– Скорее всего, это были какие-то психи, – констатировал он. – Нормальный человек за такое точно убивать не будет… они что, с голоду помирали?
– Голод тут ни при чем, – нерешительно промямлил Петрович. – Там, вишь, какой случай у нас в деревне был… начальство из Москвы приезжало…
Прослушав вторую часть рассказа, банкир побледнел и надолго присосался к бутылке. С неохотой оторвавшись от нее, он на минуту задумался.
– Дело явно пахнет керосином, дедушка, – произнес Баранов. – До тебя самого разве не дошло: тут что-то нечисто? Или доллары очи затмили?
Петрович глубокомысленно промолчал.
