– Ну надо же! Я срываюсь, лечу на край света, думаю – вот порадуюсь-то, глядя на твою скорбную физиономию. А тебе и это по фиг. Уж и не знаю, что именно понадобится для того, чтобы тебя серьезно разозлить… – он подул в соломинку, и на поверхности рома появились мелкие пузыри.
– Телефонная линия моих представителей за 11 рублей в минуту с налогом, – рассмеялся Голос. – В принципе даже и сам не знаю. А тебе что, так хочется испытать мой гнев прямо сейчас? Хорошо, видишь перед собой это море?
– Не-не, – торопливо прервал его Шеф. – Не надо сейчас – дай, плиз, отпуск догулять. Но хочу сказать тебе про Габриэля – он мне никогда не нравился.
– Да тебе вообще никто не нравится, – развеселился Голос.
– Ну да, – признался Шеф. – Кроме Анжелины Джоли. Может, мне вселиться в какого-нибудь азиатского ребенка, и она меня усыновит? Забацаем новый «Омен»: как раз недавно римейк выпустили – кисловато, на мой взгляд.
– Мне тоже не понравился, – ответил Голос, допивая вино. – Вообще тебя не надо показывать во всемогуществе – сильно действует на экзальтированных дамочек, которые обожают ходить голышом на черную мессу.
– А «Страсти» гибсоновские лучше, что ли? – обиделся Шеф. – Сплошной трэш, одно мясо – как в тарантиновском слэшере. И я там такой весь, с белой кокаиновой рожей, и со змеей во рту – знаешь, очень приятно было смотреть.
– Да ладно, – махнул рукой Голос. – Не грузись. Ты, проще говоря, в отпуске, или где? Вот мне сейчас по возвращении придется потрудиться, чтобы раздать всем сестрам по серьгам. На самом деле это плохо, что в данную минуту все дела Небесной Канцелярии оказались в руках одного Варфоломея, у него ведь нет достаточного опыта работы с офисным персоналом. Ну да ладно, до обеда как-нибудь продержится. Думаю, я теперь не буду замов на постоянную работу назначать. Елевферий правильно сказал: следует и другие кандидатуры иногда пробовать на управленческой работе, с определенным сроком. Скажем, сто лет проработает один зам, а потом другой. Может быть, они тогда не будут друг против друга интриговать.
– Еще как будут, – меланхолически сделал глоток рома Шеф. – Что у людей, что у ангелов натура одинаковая – они иначе не могут. Каждый твой первый зам в конце столетия будет себе задницу рвать и топить потенциальных конкурентов, чтобы на второй срок остаться. Плавали – знаем.
– Правда? Да и фиг с ними, – спокойно ответил Голос. – Разберусь как-нибудь. А вот насчет Калашникова ты прав – молодец мужик. Могу ли я что-то сделать для него? Говори, не стесняйся – одно желание он заслужил.
Склонившись снова к уху Голоса, Шеф что-то прерывисто прошептал.
Непроизвольно дернувшись, Голос чуть не уронил бокал на мягкий песок.
– Да ты чего, на голову заболел? – свистящим шепотом возмутился он в ответ. – Как ЭТО возможно? Ты вообще представляешь, ЧТО ты говоришь?
– Отлично представляю, – спокойно заметил Шеф. – Именно потому, что ты всемогущ – в отличие от меня. Вот и сделай это на час. Парень будет рад.
– Ну, вообще-то, – Голос задумался, туманно улыбнулся. – Меня же сейчас в Небесной Канцелярии нет… я типа в отпуске… на то, что сейчас творится ТАМ, я своего соизволения не давал. И ничего об этом не знаю. Верно?
– Верно, – ухмыльнулся Шеф. – И никаких вопросов.
Голос щелкнул пальцами.
– Consider it done
[35]
, – закончил он. – Но только на пару часов – я не владелец двухзвездочной гостиницы. И чего, раз уж ты здесь? Пойдем купаться? Только в море держись от меня на приличном расстоянии.
– Может, для начала в картишки перекинемся? – в поросших рыжими волосами руках Шефа соблазнительно мелькнула разноцветная колода.
– Нет, – твердо отказался Голос. – Азартные игры – это грех, а я не собираюсь даже в отпуске отступать от установленных собою же правил.
– Отпуск как раз на то, чтобы нарушать запреты, пока никто не видит, – съехидничал Шеф. – Иначе откуда тогда в природе взялись курортные романы? Хорошо, если ты такой пугливый… шахматы устроят?
– Ага, – произнес Голос, и Шеф извлек из песка как бы заранее спрятанную там доску. Оба мгновенно расставили резные фигуры – Голос, естественно, играл белыми. Дождавшись хода противника, шеф привычно двинул пешку Е2-E4 – и тут же ее потерял.
Наблюдавшая за этой идиллией из гостиничного окна Настя с улыбкой задернула шторы обратно. Подумать только! Шепчутся, чуть ли не обнимаются, бухают вместе. Шахматы достали. Теперь понятно, почему ей ничего не обломилось в тот вечер. Нормальных мужиков почти не осталось, кругом одни эти… Йеэээээээсссссс! Значит, у нее как у женщины далеко еще не все потеряно – надо лишь просто захомутать правильного кавалера. В тот скорбный вечер этому крайне симпатичному чуваку и первоклассная фотомодель бы не подошла – по увиденной в окно ясной причине. А она-то ревела и напилась потом ночью в хлам, как последняя дура.
Пританцовывая под клип поющих в телевизоре Modern Talking, обрадованная Настя начала собираться к выходу на завтрак.
Глава сорок восьмая
Любовь
(понедельник, 9 часов 00 минут)
Ангел в синей суконной форме нудно брюзжал, бренча связкой ключей:
– Ближе чем на десять сантиметров друг к другу не подходить… руками не касаться… ничего не передавать… не целоваться… не обниматься…
– Да слышал уже! – злобно сказал Калашников. – Замучил повторять.
Он был изрядно раздражен тем, что ему пришлось ждать целых четыре часа, пока были подписаны все бумаги на допуск к Алевтине. Потребовались оригинал справки с места работы, отпечатки пальцев и ступней, гипсовый слепок ушной раковины, заполнение печатными буквами двух анкет на арамейском языке (помог царевич Дмитрий), страховка, свидетельство о финансовой состоятельности в Городе, фотографии, чтобы на них крупно были видны глаза, официальное приглашение от представителя Небесной Канцелярии. Анкеты привели Калашникова в полное расстройство чувств, особенно вопросы «собираетесь ли вы въехать на территорию виллы с целью совершения плотского греха» и «участвовали ли вы когда-нибудь в разрушениях офисов Голоса на Земле». Райская бюрократия показала себя во всей красе, и даже Варфоломей, к которому перешли габриэльские полномочия, не смог ничего ускорить. Он лишь лично привез его к вилле, на которой Алексея ждала Алевтина, и тактично сказал, что подождет в колеснице. Малинин же уехал на квартиру – отсыпаться.
Поддавшись ключу, дверь наконец-то отворилась. Держа в дрожащих от нетерпения руках букет с четным количеством роз и сразу утратив всю свою злость и гонор, Калашников робко вошел внутрь большой комнаты, окрашенной в унылый, уже привычный ему бледно-голубой цвет. Этого же цвета были пол и потолок. Окон не наблюдалось. Комната была абсолютно «голой» – разделительная полоса и две привинченных к полу табуретки на разных сторонах создавали убогую видимость меблировки. Снова пробурчав о жестком соблюдении правил, пожилой ангел с лязгом захлопнул дверь. Подняв глаза от разделительной полосы, Калашников замер.
