Самая обыкновенная живая изгородь отделяла лес от дороги. Я пролез сквозь неё и неожиданно оказался в чаще. Я поднял голову: деревья смыкались надо мной, будто тюремная крыша, — ни клочка неба, ни единой звезды, ничего. Темнота вокруг была такой густой, что я буквально мог до неё дотронуться.
— Папа! — крикнул я в темноту. — Папа, где ты?
Мой тоненький голосок эхом разнёсся по всему лесу и затих где-то в чаще. Я прислушался, но ответа не было.
Яма
Даже не могу вам описать, что значит стоять одному в густой, как смола, темноте в безмолвном лесу. Чувство одиночества переполняло меня. Тишина была подобна смерти. Я слышал только те звуки, которые издавал сам. Я прислушивался, задерживал дыхание и снова прислушивался. У меня было странное ощущение, будто сам лес, деревья и кусты, зверюшки и птицы слушают вместе со мной. Даже тишина прислушивалась. Тишина слушала тишину.
Я включил фонарик. Яркая полоска света протянулась передо мной, как длинная белая рука. Я почувствовал себя лучше. По крайней мере, я мог видеть, куда иду.
Конечно, сторожа тоже могли меня видеть. Но мне теперь было всё равно. Единственный человек, за которого я волновался, это мой отец, и я не знал, где он находится. Я хотел найти его.
Продолжая светить фонариком, я глубже вошёл в лес и закричал:
— Папа! Пап! Это Дэнни! Где ты?
Я не знал, в каком направлении иду. Просто шёл и звал отца. Но тщетно. Лес молчал.
Через некоторое время голос мой начал дрожать. Я стал говорить всякие глупости вроде:
— Папа, пожалуйста, скажи, где ты! Пожалуйста, ответь мне!
Я знал: если перестану контролировать себя, то просто сдамся и лягу на землю под деревьями.
— Папа, где ты? Это я, Дэнни!
Я остановился и долго прислушивался. И тут в наступившей тишине (мне показалось или так оно и было) раздался чей-то слабый, очень слабый вздох. Я похолодел и продолжал вслушиваться. Вздох повторился. Я побежал на звук.
— Папа! — закричал я. — Это Дэнни! Где ты?
Я снова остановился и прислушался. На этот раз мне ответили. И довольно громко — мне удалось разобрать слова:
— Я здесь, — отозвался голос. — Здесь.
Это был отец! Я так разволновался, что у меня затряслись колени.
— Ты где, Дэнни?
— Я здесь, папа. Я иду.
И со всех ног побежал на его голос, освещая дорогу фонариком. Здесь деревья стояли не так близко друг к другу. Земля была усыпана прошлогодней листвой, так что бежал я довольно легко. Я больше не звал отца, просто нёсся вперёд.
Вдруг где-то справа от меня раздался его голос:
— Стоп, Дэнни. Остановись! — закричал он.
Я врос в землю, посветил кругом фонариком, но его не увидел.
— Папа, ты где?
— Я здесь, внизу. Иди вперёд, но осторожно, не упади. Смотри под ноги.
Я медленно пошёл на голос и обнаружил яму. Подошёл к краю и, посветив в неё, увидел отца. Он сидел на дне ямы. При виде света фонарика поднял голову и сказал:
— Привет, родной мой. Спасибо, что пришёл.
— Пап, ты в порядке?
— Кажется, я повредил лодыжку, — сказал он. — Я сломал её, когда падал.
Это была яма, вырытая в форме квадрата, каждая из сторон которой равнялась примерно шести футам. Но глубина… Глубина была ужасающей. Футов двадцать, не меньше. Аккуратно срезанные стороны ямы говорили о том, что тут, по-видимому, потрудился экскаватор. Ни один человек не смог бы выбраться оттуда без посторонней помощи.
— Болит? — спросил я.
— Да, сильно болит, но ты об этом не думай. Главное — успеть выбраться отсюда до рассвета. Сторожа знают, что я здесь. Они придут за мной с первым лучом солнца.
— Папа, они вырыли яму, чтобы ловить людей?
— Да, — ответил отец.
Я посветил вокруг и понял, что сторожа прикрыли яму палками и листьями, и всё это обрушилось, когда мой отец наступил на них. Такие ловушки делали охотники в Африке, чтобы ловить диких зверей.
— Папа, а сторожа тебя узнали?
— Нет, — ответил он. — Двое из них подошли и посветили фонариком прямо на меня, но я закрыл лицо руками, и они не узнали меня. Слышал только, как они высказывали предположения, называли разные имена, но моё имя среди них не прозвучало. Потом один из них закричал: «Ничего, парень, утром мы узнаем, кто ты такой! И попробуй догадаться, кто придёт с нами?» Я молчал. Нельзя, чтобы они услышали мой голос. «Тогда мы скажем тебе, кто придёт. Сам мистер Хейзл захочет поздороваться с тобой». А другой добавил: «Знаешь, мне даже страшно подумать, что он с тобой сделает, когда доберётся до тебя». Они засмеялись и ушли. Ой! Моя бедная нога.
— Они ушли, папа? — переспросил я.
— Да, до утра.
Я встал на колени у самого края ямы. Мне хотелось спуститься и пожалеть его, но это было бы сумасшествием.
— Сколько времени? — спросил отец. — Посвети вниз, я взгляну на часы. — Я выполнил его просьбу. — Без десяти три. Мы должны уйти отсюда до восхода солнца.
— Папа, я на машине. Я приехал сюда на «остине».
— Ты что? — вскричал отец. — Ты приехал на машине?
— Да, хотел побыстрее сюда добраться. Поэтому вывел её из мастерской, сел и поехал.
Он сидел и смотрел на меня. Я отвёл фонарик в сторону, чтобы не светить ему прямо в глаза.
— Ты хочешь сказать, что приехал на малютке «остине»?
— Да.
— Ты с ума сошёл! — закричал отец. — Ты точно сошёл с ума!
— Это оказалось не так-то сложно.
— Но ты же мог разбиться. Если бы что-нибудь задело тебя в этой игрушке, тебя разорвало бы на части.
— Папа, но ведь всё обошлось.
— Где она сейчас?
— Около леса, на просёлочной дороге.
Его лицо было искажено от боли.
— Ты в порядке? — спросил я.
— Да, — ответил он, дрожа как осиновый лист, хотя ночь и была тёплой.
— Если ты сможешь выбраться из ямы, я помогу тебе дойти до машины. Обопрёшься на меня, и поскачешь на одной ноге.
