Его пригласили в гостиную. Это была затхлая и холодная комната. Сюда не заходили по целым неделям. Винсент знал всех сестер по именам, но никогда не давал себе труда запомнить их в лицо. Каждая из них была как бы живой карикатурой на Марго. В доме всем заправляла старшая, она и приступила к допросу.
– Марго говорит, что вы хотите жениться на ней. Позвольте узнать, что произошло с вашей женой в Гааге?
Винсент рассказал про Христину. Атмосфера в комнате стала холоднее еще на несколько градусов.
– Сколько вам лет, минхер Ван Гог?
– Тридцать один.
– Говорила вам Марго, что ей...
– Да, я знаю.
– Разрешите спросить, какой у вас доход?
– Сто пятьдесят франков в месяц.
– Из каких же это источников?
– Эти деньги мне присылает брат.
– Вы хотите сказать, что он вас содержит?
– Йет. Он платит мне жалованье. За это я отдаю ему все свои картины.
– Сколько же из этих картин он продает?
– Сказать по правде, не знаю.
– Что ж, зато я знаю. Ваш отец говорит, что брат еще не продал ни одной.
– В конце концов он их продаст. И ему заплатят во много раз больше, чем он мог бы получить теперь.
– Ну, это по меньшей мере сомнительно. Давайте обратимся к фактам.
Винсент разглядывал ее строгое некрасивое лицо. Он понимал, что сочувствия тут ждать не приходится.
– Если вы ничего не зарабатываете, – продолжала она, – то, разрешите спросить, на какие средства вы предполагаете содержать жену?
– Мой брат считает нужным давать мне сто пятьдесят франков в месяц; зачем он это делает, вас не касается. Я смотрю на эти деньги как на жалованье. Я зарабатываю их тяжким трудом. Мы с Марго проживем на них, если будем экономно вести хозяйство.
– Да нам незачем будет экономить! – воскликнула Марго. – У меня довольно денег, чтобы самой содержать себя.
– Замолчи, Марго, – оборвала ее старшая сестра.
– И не забывай, – вставила мать, – что я могу лишить тебя дохода, если ты опозоришь честь семейства.
Винсент улыбнулся.
– Разве выйти за меня замуж – такой уж позор? – спросил он.
– Мы о вас очень мало знаем, минхер Ван Гог, да и то, что знаем, говорит не в вашу пользу. Давно вы стали художником?
– Уже три года.
– И до сих пор ничего не достигли! Сколько же лет вам потребуется, чтобы добиться успеха?
– Не знаю.
– А кем вы были, пока не взялись за живопись?
– Торговал картинами, был учителем, продавцом книг, студентом– богословом и проповедником.
– И ни в чем не преуспели?
– Я все это бросил.
– Почему же?
– Все это не для меня.
– А когда вы бросите свою живопись?
– Он ее никогда не бросит! – вмешалась Марго.
– Мне кажется, минхер Ван Гог, – сказала старшая сестра, – что рассчитывать на брак с Марго с вашей стороны слишком самонадеянно. Вы безнадежно опустились, у вас нет ни франка, заработать вы ничего не можете, взяться за какое—нибудь дело не способны, вы лодырь, вы шатаетесь по свету, как бродяга. Как можем мы позволить сестре выйти за вас замуж?
Винсент вынул было из кармана трубку, но тут же сунул ее обратно.
– Мы с Марго любим друг друга. Со мной она будет счастлива. Мы поживем здесь год—другой, а потом уедем за границу. Она увидит от меня только ласку и любовь.
– Да вы бросите ее! – пронзительно закричала одна из сестер. – Она скоро надоест вам, и вы бросите ее ради какой—нибудь шлюхи, вроде той, что была у вас в Гааге!
– Вы и женитесь—то на Марго только из—за ее денег! – подхватила другая.
– Но вам не видать их, как своих ушей, – заявила третья. – Мать снова вложит эти деньги в недвижимость.
У Марго покатились из глаз слезы. Винсент встал. Ему было ясно, что тратить время на этих ведьм бесполезно. Надо просто жениться на Марго в Эйндховене и немедленно ехать в Париж. Уезжать из Брабанта ему не хотелось, надо было поработать здесь еще. Но оставить Марго в этом царстве старых дев – нет, Винсент содрогнулся при одной мысли об этом.
Целую неделю Марго не находила себе места. Выпал снег, и Винсент был вынужден работать в мастерской. Навещать его Марго не разрешали сестры. С раннего утра и до вечера, когда она ложилась в постель и притворялась спящей, ей приходилось выслушивать гневные речи против Винсента. Она прожила в этом доме сорок лет, Винсента же она знала всего несколько месяцев. Она ненавидела сестер, понимая, что они искалечили ей жизнь, но ведь ненависть – это одно из темных проявлений скрытой любви, которое иногда лишь обостряет чувство долга.
– Не понимаю, почему ты не хочешь уехать со мной, – говорил ей Винсент. – Ты можешь, наконец, выйти за меня и здесь, без их согласия.
– Они не допустят этого.
– Кто? Твоя мать?
– Нет, сестры. Мать им только подпевает.
– А стоит ли обращать внимание на то, что говорят сестры?
– Помнишь, я рассказывала тебе, как еще девчонкой я едва не влюбилась в одного мальчика?
– Да.
– Сестры нас разлучили. Даже не знаю зачем. Всю жизнь они не давали мне делать то, что я хотела. Когда я однажды собралась в город навестить родственников, они не пустили меня. Когда я начала читать, они отобрали у меня все хорошие книги, какие были в доме. Если я приглашала в гости мужчину, они потом так перемывали ему все косточки, что в следующий раз я уже не знала, куда глаза девать. Я порывалась что—то сделать в жизни – стать сестрой милосердия, заняться музыкой. Но нет, они заставляли меня думать лишь о том, о чем думали сами, и жить так, как жили они.
– Ну, а теперь?
– А теперь они не дают мне выйти за тебя замуж.
Вся ее недавняя живость исчезла. Губы снова стали сухими, под глазами проступили мелкие веснушки.
– Не обращай на них внимания, Марго. Мы поженимся, и делу конец. Брат не раз предлагал мне переехать в Париж. Мы будем жить в Париже.
Она не отвечала. Она сидела на краю кровати и тупо смотрела в пол. Плечи ее поникли. Он сел рядом и взял ее за руку.
– Ты боишься выйти за меня без их согласия?
– Нет. – В голосе ее не было ни силы, ни уверенности. – Я убью себя, Винсент, если они разлучат нас. Я не переживу этого. После того, как я полюбила тебя, это невозможно. Я покончу с собой, вот и все.
– Они ничего не будут знать. Сначала поженимся, а потом ты им все скажешь.
