Книга А жизнь продолжается, страница 2. Автор книги Кнут Гамсун

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «А жизнь продолжается»

Cтраница 2

Но в один прекрасный день у отца зародилось ужасное подозрение.

Если б это случилось с ним в более юном возрасте, когда кровь горячей, Теодор Из-лавки потребовал бы жену к ответу за эти карие глаза. Но теперь дело обстояло иначе: весь день он был занят своим торговым делом и другими обязанностями. К тому же ему надоело, что каждый раз у него рождались дочки, которые никогда не смогут заменить его в деле, и он взял себя в руки: победил здравый смысл. Правда, раза два он стукнул кулаком по столу, рассердившись на жену, и случалось, что он тайком поглядывал за ней, особенно когда ей нужен был помощник в пристани, чтобы зарезать телёнка или прокоптить лосося; но далее он не шёл. Он даже не прогнал красивого дьявола, молодого цыгана, работавшего на пристани и очень ловко справлявшегося с неводом для лососей.

Практичный и рассудительный человек был этот Теодор Из-лавки, человек, вполне отвечающий требованиям своей среды, один из тех, которым на могилу кладут кругом исписанную мраморную доску. Достойный человек, хотя с немного извращённой моралью. Ракета не зажглась, ему не удалось пустить её в поднебесье, к звёздам. Ну, что ж из этого? Ничто не может сравниться со звёздами. Стоило ли из-за этого прогонять цыгана и терять дельного человека? Кто лучше его умел ставить невод для лососей? Он покрывался ожогами от медуз, и всё-таки приносил в дом неожиданно крупный, чистый барыш. Кто, как не цыган, днём и ночью выплывал в лодке на встречу пароходам, привозившим столько ящиков с товарами? И разве цыган Отто не был по-своему из хорошей семьи, из многочисленной семьи Александер, прибывшей из Венгрии и ставшей известной по всей северной Норвегии.

К тому же, что Теодору было известно? Что он знал достоверно? Была только пара карих колючих глаз и какое-то подозрительное безумство у жены, с тех пор как цыган поступил на службу в Сегельфосс; глаза у неё оживились, она стала неслышно бегать по лестнице, часто пела и носила на шее, на чёрной бархотке, золотой медальон, — юная дикая птица. Затем, если говорить всё, — отчаянные объятия в коптильне, с поцелуями и ласками, как-то вечером, когда Теодор пошёл подглядывать. Наконец, повторение подобного же безумия лунным вечером прямо перед входом на пристань, у моря. Но это всё, больше он ничего не знал. Отец Теодор рассуждал так: во всяком случае это была не девочка, и если всё произошло не так, как должно, то он ничем не мог здесь помочь.

Время шло, и детям наняли учительницу. Это была дама, с которой Теодор Из-лавки мог, — если уж говорить всё до конца, — с которой он мог кокетничать и откровенно показывать свою влюблённость в неё, чтобы отомстить и доказать, что и он был способен кое на что. Конечно, он был способен, — поглядите-ка на него! Он ходил с дамой в церковь вдвоём, без жены, и на рождество даже подарил учительнице кольцо для салфетки из толстого серебра. Каково! Не угодно ли жене проглотить эту пилюлю? Что об этом будут говорить, ему было безразлично: ведь не он же родил ребёнка с карими глазами, люди, конечно, будут на его стороне. Впрочем, господин из Сегельфосского имения мог поступать, как ему было угодно.

Но и молодая жена поступала так же и заставила цыгана сопровождать себя в церковь. Там они оба уселись на местах, отведённых владельцам Сегельфосса, и весь приход видел их, хотя Отто Александер был всего лишь цыган и простой рабочий с пристани. «Это уже чересчур!» — подумал, вероятно, Теодор Из-лавки и в тот же день рассчитал цыгана.

Впрочем, время шло уже к осени, и ловля лососей прекращалась.

Но Теодор Из-лавки был лучше, чем показался, и он решил сдаться. Он поговорил с женой о новом порядке вещей. Дети были теперь уже большие, в особенности девочки, пора было пригласить к ним домашнего учителя, образованного человека. Ну и пройдоха же был этот Теодор Из-лавки, такой хитрец! Он не был поклонником любви, он устал для вида волочиться за учительницей и не в силах был долее изображать глубокую страсть. Он был лучше, чем хотел казаться.

Это был прекрасный выход — отъезд учительницы и приезд учителя. Теперь дети могли учиться всем наукам, но в особенности полезно было мужское руководство Гордону Тидеману: он был развит не по летам и сообразителен, — отличная голова! Когда пришло время, его отправили в Треньем, сначала он поступил в школу, где был первым учеником, затем нанялся в приказчики и продавал, стоя за прилавком, и, наконец, он года два изучал в Германии «всё, что имеет отношение к делу»: ведение книг, валютные расчёты, биржевые курсы, учёт векселей, — обширные и излишние знания для человека из торгового местечка Сегельфосса, но развивающие и необходимые для образованного купца. Теодор Из-лавки старался подражать старому лейтенанту. Он хотел, чтобы и его сын получил заграничные знания, массу заграничной учёности, и так как в то время он заработал много денег на двух-трёх удачных уловах сельдей, то мог позволить себе несколько необычные затраты. Теодор поручил своему сыну, ещё очень юному, накупить старинной и дорогой мебели для зал и комнат в Сегельфоссе, вроде той, которая стояла там раньше: зеркала в золочёных рамах от пола до потолка, софы и стулья с золочёными сфинксами на львиных лапах, панно, вазы, столы и ларцы с инкрустациями, — много различных вещей разыскал Гордон Тидеман за границей и послал их в больших ящиках домой. Что за зрелище представлял собой дворец, ещё раз убранный, — настоящие и поддельные украшения вперемежку, часы, которые, как и следовало ожидать, не шли, люстры с разбитыми хрустальными подвесками, бронзовые вещи, склеенные мастикой, но была и великолепная деревянная мебель, как, например, кровати с золочёными амурами и ангелами для комнат гостей. Роскошь во много раз превосходила старую утварь, вывезенную молодым Виллацом, и Теодора с женой это немного смущало. Они решили до приезда сына не расставлять вещей.


В Лондоне Гордон Тидеман встретил молодого соотечественника, Ромео Кноффа, который тоже был послан за границу совершенствоваться по своей специальности. Он приехал из крупного торгового пункта в Хельгеланде, лежавшего как раз на пути пароходов, которые там останавливались, из красиво отстроенного местечка, где на главном здании красовались башенки, имелась пристань с солидной цементной набережной, голубятня, птичник с павлинами. Хотя в прежние времена как раз солидности-то и не хватало старому Кноффу: он оправился только после двух-трёх удачных банкротств и теперь вёл крупную игру, скупая рыбу в Лофотенах [2] , занимаясь бочарным делом, постройкой лодок и многим другим. Деятельный человек и крупная личность в своём местечке. У него остались в живых двое детей: сын Ромео и дочь Юлия, — Ромео и Юлия!

После того как Ромео познакомился с Тидеманом в Лондоне, молодые господа часто встречались. Они были ровесниками и стали товарищами, они изучали одно и то же и были ровней, и домой поехали вместе. Они уговорились также навестить друг друга, когда придёт время.

Теодор Из-лавки был рад заполучить такого гостя, как Кнофф, — он чувствовал себя польщённым. Кноффы по происхождению были иностранцы, и уже несколько поколений Кноффов занимались торговлей в северной Норвегии, тогда как Теодор был норвежец, происходил от Пера Из-лавки и родословную вёл, так сказать, с прошлого года, кроме той, которая осталась за усадьбой от прежних владельцев Сегельфосса, от благородного семейства Хольмсен. Во всяком случае было удачно, что в главное здание навезли столько золочёной и полированной мебели. Ромео приехал со своей сестрой Юлией, и ещё с парохода они получили должное впечатление от усадьбы: так красиво выделялись колонны дворца, длинная берёзовая аллея и башенки на амбаре. А когда они прибыли в усадьбу и вступили в великолепие дома, оба Кноффа всплеснули руками, и Юлия сказала:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация