XIII
Какой разразился шторм, предсказанный Оттесеном! Очень хорошо, что шкиперы вняли его совету и подтянули чалки. Единственным, у кого на это не хватило ума, оказался, к сожалению, сам Оттесен: он без всяких приключений дошёл до своего невода, сделал там всё, что собирался, но днём позже он в своей гордыне надумал потягаться с явно затяжным штормом и ради ещё каких-то дел дойти на парусах до пароходного причала — надумал и больше не вернулся. Да-да, Оттесен так больше никогда и не вернулся. Парусник его потом нашли в открытом море у Рейне, что на Лофотенах, пустой и разбитый в щепы. О чём Йоаким прочёл в своей газете.
Это была большая и очень ощутимая потеря для Поллена и для всего света, это был явный перебор, прерванная игра, но для Августа всё получилось на редкость удачно: в банк поступило пять тысяч крон на строительство фабрики, а луговину отдавать так и не пришлось, луговина осталась при нём! Удача, которая что-то, да значила. По злой иронии судьбы несчастье с Оттесеном обернулось удачей для другого человека.
И однако же далеко не всё складывалось, как хотел Август: на строительство фабрики он не получил ничего, кроме этих пяти тысяч, остальные уклонялись под разными предлогами. Что и говорить, Оттесен, пока был жив, считался человеком прозорливым, и полленцы доверяли ему, теперь же, когда он, несмотря на всю свою прозорливость, погиб, они не считали нужным следовать его примеру.
— Ну, пять тысяч у нас всё-таки есть! — сказал Август и заказал телеграммой изрядную партию цемента.
— А сколько ж он будет стоить, этот цемент? — спросила Поулине.
— Вот уж не знаю, — ответил Август, — думаю, несколько тысяч.
Поулине нахмурила брови:
— Ты что, хочешь совсем опустошить банк! Этому не бывать!
Август, чтобы подольститься к ней:
— Благослови тебя Бог, Поулине, но ведь эти пять тысяч вовсе не принадлежат банку. Они принадлежат фабрике. Мы построим на них фабрику рыбной муки.
Но Поулине была неумолима:
— Деньги останутся в банке!
Август настаивал:
— Вот увидишь, теперь у нас дело пойдёт! Ты отродясь не видела столько цемента, может, там будет тысяча тонн, ну, если по-честному, не тысяча, но уж двести тонн там будет наверняка. В Поллене начнётся совсем другая жизнь!
Но Поулине не желает слушать про его планы, мысли Поулине явно заняты чем-то другим: капеллан Твейто должен сегодня побывать в школе с инспекторским визитом, а Поулине намерена угостить его обедом, конечно, в меру своих возможностей.
— Ты бы помог мне ощипать кур, — сказала она Августу.
Однако Август почему-то не трогался с места — стоял и курил свою пенковую трубку, он тоже сегодня на особицу приоделся и даже отыскал у себя в чемодане трость со стилетом, вытащил его и принялся нахваливать: однажды это оружие спасло ему жизнь. А когда-то трость принадлежала одному императору, его звали Наполеон.
— Ощипать кур? — переспросил он. — Всё зависит от того, что ты мне за это дашь.
Так они раньше отвечали на какую-нибудь просьбу, когда были ещё детьми и хотели поцеловаться. Поулине, холодно и равнодушно:
— Хотя ты небось и ощипывать их не умеешь.
— Я не умею? Да назови хоть одно дело, которое я не умею делать!
Поулине скептически улыбается.
— Я, который выстроил фабрику на Бермудских островах и ночевал в лагере прокажённых!
Поулине, насмешливо:
— Вечно эти твои истории!
— Ты мне, значит, не веришь? — спрашивает он. — Ладно, я докажу тебе, что умею строить фабрики!
И он опять заводит речь о своём, толкует о телефоне, электрическом освещении, о машинах, на которых можно летать: ты себе садишься на стул, самый обыкновенный стул, и поднимаешься в воздух. Но конечно, на это нужны деньги, вот для чего им требуется и банк, и фабрика рыбной муки, и промышленность, и заработки, и вообще много-много денег. Вот бы ему сколотить по-быстрому состояние и поднять жизнь в Поллене на новую, небывалую высоту, ещё настанет день, когда люди по достоинству оценят его, ещё и амтман заедет за ним в карете, запряжённой четвёркой, чтобы куда-то там его отвезти...
Августа совсем занесло, в своих мечтах он унёсся в заоблачные выси.
Но Поулине он, по правде говоря, начал раздражать, да и полёт его фантазии уже клонился к земле.
— Довольно я наслушалась твоих выдумок! — сказала она и махнула рукой, словно желая отогнать очередную ложь.
Август сразу сник и спросил:
— Что это ты давеча говорила про кур?
— Уж больно ты нарядно одет, боюсь, как бы не изгваздался в курином пуху.
Август и впрямь был нарядно одет, никакого сравнения с тем, что обычно.
— Я нарядился, чтобы свататься, — сказал он неожиданно.
— И куда ж это ты собираешься?
— Сюда, дальше мне идти не стоит.
Поулине воззрилась на него в полном недоумении.
— Ну так вот, отвечай, как ты к этому отнесёшься? Господи, какая наглость, какой бессовестный, какой распущенный человек! И — чёрт подери — как же он изменился! Седой, весь в морщинах, и волос на голове почти не осталось, правда, грудь колесом — гусар да и только.
Август пустился в объяснения:
— Гм-гм... это, конечно, не... чёрт меня подери, не так легко... короче говоря, я именно сюда и шёл, хватит с меня!
Поулине давно вышла из юного возраста, поэтому она не обрадовалась его словам, а, напротив, рассердилась:
— Ты о чём это толкуешь?
Август в ответ:
— Я надумал просить тебя...
— Меня?! — вскричала Поулине и, фыркнув, принялась наводить порядок на полках.
Пытаясь придать себе весу, Август сказал, что уже не раз бывал помолвлен, что правда, то правда, но теперь это всё в прошлом...
Ничего хуже он и придумать не мог, Поулине ещё пуще разгорячилась:
— Ну и тип же ты!
Август:
— А что тут такого? Неужели нельзя забыть то, что было, и порадоваться тому, что есть?
— Уж молчал бы ты!
— Скажу тебе откровенно, я пользовался большим успехом, у тебя такое бывало? Ты только попробуй быть целый год связанной с другим человеком, и тогда посмотрим, как ты себя будешь вести. Поверь, с каждым месяцем забывать всё проще и проще...
Однако его слова результата не возымели.
— Слышал я, — сказал он вдруг, — что сегодня сюда собирался капеллан. Ты, может, о нём думаешь?
Поулине, залившись краской до корней волос:
— Ну и что? Тебе-то какое дело?
— Да никакого, — сдался Август, — хотя я мог бы всерьёз тобой увлечься! Благо я решил начать оседлую жизнь.
