– Нет, я его почти не знаю. Мое знакомство с ним ограничивается только тем, что я платил за него семинарию.
– Советуете вы мне попробовать его?
– Да. Думаю, что окажется не хуже других. Хольменгро переменил тему.
– Предполагаете ли вы в нынешнем году сплавлять лес?
– Может быть. Посмотрю.
– Я спрашиваю потому, что здесь много народа хочет строиться, а материала нет.
– Да? Цены стоят высокие. Не лучше ли переждать. Не знаю, стоит ли только.
Нам еще как-нибудь надо будет поговорить об этом.
– Прекрасно. Так через неделю. К тому времени я наведу справки.
Они распрощались, и каждый пошел своей дорогой. Семинарист последовал за Хольменгро вверх по реке.
Хорошо, что поручик сразу не связал себя поставкой леса в нынешнем году, у него уже не было больших запасов его, но у него было много мелкого леса, такого, какой требуется в английских копях. Поручик похозяйничал со своим лесом; его оставалось немного.
Дом Хольмсенов оживился с приездом сына; за обедом говорили больше; знакомые звуки фортепиано доносились из зала. Во время общих разговоров часто случалось, что присутствие Виллаца заставляло родителей отвечать друг другу; теперь мать и сын пели и играли на фортепиано среди дня, когда отец был дома и сидел у себя в комнате, следовательно, мог их слышать. Для поручика это было открытием: фру Адельгейд не забыла своего пения, она пела все так же хорошо, голос звучал полно и, Боже, насколько этот голос был выше всего земного!
– Пойдем со мной: ты ведь еще не видал скота, – позвал поручик сына.
Они пошли на скотный двор, но недолго оставались там. На скотном дворе все было приспособлено великолепно, ясли были устроены по последнему образцу, корм подвозили вагонетки; откормленные свиньи бродили, хрюкая, со своим потомством и напоминали допотопных животных; на птичьем дворе – цесарки, желтые боевые петухи со шпорами, как сабли, и всякая птица.
Но поручик быстро вышел. Посещение скотного двора, по-видимому, было только предлогом; он повел сына в сад в маленькую оранжерею, перестроенную им и переделанную после того, как она много лет была в забросе.
– Здесь еще есть кое-какие цветы, – сказал поручик, – возьми и отнеси, кому хочешь. Возьми этих… И этих… Сорви тот, который ты сейчас тронул. Ты вернулся домой: они твои. Вот тут целые пучки, только как они бишь называются?
– Да ведь это розы.
– Может быть, и розы. Они растут пучками, это точно та песня, которую вы только что пели, не правда ли? Рви их все. Я знаю, кому ты их хочешь отнести, поступай, как хочешь…
– Кому же отнести цветы, как не матери, в ее комнату?
Отец промолчал на это, но не пожал плечами и не нахмурился, он имел очень равнодушный вид и посмотрел на часы. Ему вдруг вспомнилось, что надо возить лес, и поэтому он пошел, куда ему было надо.
Хм! Конечно, приятно было иметь сына дома; он внес радость и веселье; между мужем и женой не стояла по целым дням непроницаемая стена. Поручик любовался Виллацем, хотя… гм… он заметил в сыне перемену, произошедшую за последний год и заставлявшую его задуматься. Сын вырос слишком быстро и в своих письмах начал подписываться Вилль. Последнее письмо было даже подписано Билль. Разве это то же самое, что доброе старое имя Виллац? Ведь это может кончиться тем, что он, наконец, превратится в Билля Хольмса, примет имя, которое может носить первый встречный. Поручик был главой династии Виллац Хольмсенов и должен сохранить ее.
Молодой Виллац, вероятно, и не думал о династии; в подписи только сказывалось английское влияние на молодого человека. Но как приятно было опять очутиться дома! Иомфру Сальвезен и прочие служанки всплеснули руками, как он вырос; работник Мартин и прочие рабочие кланялись ему издали и не решались из почтения и боязни подойти к нему. Ведь этот мальчик родился в рождественскую ночь. Молодой Виллац ездил верхом по дорогам мимо домов торпарей, он ездил быстро и шагом мимо изб и видел, как из окон повсюду выглядывали лица, а ребятишки молча глазели на него, стоя на пороге. Через несколько дней такая отчужденность надоела ему, он остановил лошадь и пешком отправился разыскивать Юлия.
Юлий также подрос, но больше всего у него выросли руки и ноги, руки у него стали просто изумительные! Кроме того, у Юлия был странный вид: он только что выстриг себе брови, чтобы они росли гуще. Увидав Виллаца, он вышел навстречу и начал, как подобает старому товарищу, ругаться, не стесняясь присутствия матери:
– Черт побери!… Это ты, Виллац?
Виллац, улыбаясь, отвечает, что он самый! Он хочет показаться старше, чем он есть и старается говорить более низким голосом.
Мать Юлия вытирает стул фартуком и подвигает Виллацу, приглашая сесть.
– Какой почетный гость! Все же, может, присядете! Маленькие сестры Юлия смотрят на чужого из угла.
Они также подросли, платья им коротки и узки – так они выросли! Прежде в доме не было таких больших ребят.
– Ах, как вы выросли! – говорит мать Юлия.– Вас не узнаешь.
– Да прошел не один день с тех пор, как я сидел здесь, – отвечает Виллац, как большой.
– Да, времечко бежит!.. Чего вы там стоите, показываете свои лохмотья, – обращается она к малышам, – ступайте оденьтесь!
Юлий широко подбоченивается, громко зевая, и говорит:
– Что бишь я хотел сказать?.. Ты из Англии?
– Да, из Харроу, в Англии.
– Я подумываю, как бы мне наняться на корабль и уйти в море, – говорит Юлий.
– Ты? – спрашивает мать.– Постыдился бы так врать.
– Я вру? Потому что я раньше не говорил этого? Стану я болтать все, что думаю, напрасно вы этого ждете.
– Вот смотри, спущу с тебя штаны и выдеру! – сердито отвечает мать.
У Юлия лицо как будто сразу осунулось, он притих. Придя немного в себя, он снова обращается к Виллацу:
– У тебя не было морской болезни?
– Нет, у меня не было. А многие болели.
Юлий видел, что из разговора здесь, в избе, ничего не выйдет: мать стесняла его. Он выманил Виллаца на улицу и сразу почувствовал себя свободнее.
– Свинья ты, что не писал мне, как обещал. Виллаца поразил этот тон, и он намеревается поскорее уйти, Что думает Юлий? Может быть, было бы лучше приехать сюда верхом.
– Ты, пожалуй, полагаешь, что мне нечего было делать в Англии? – спросил он.
– Может, и было, что делать… Что я хотел сказать? Желаешь посмотреть на то, что я сделал за лето? Пойдем сюда!
Юлий пошел вперед, а Виллац за ним. Они направились к небольшому сараю, прилегающему к дому и где хранился корм для коз. Здесь Юлий указал на кучу сена в углу.
