Доктор расхохотался.
– Да, несомненно, – сказал он. – Она хотела вас предостеречь, чтобы вы не шли к нам.
– Нет, на этот раз она, конечно, ошиблась. Мне нечего опасаться. Но ведь в прошлый раз меня убило бы рычагом насоса, если б не она. Поэтому мне и стало жутковато. Так вы считаете, что это все пустяки? Да? Ха-ха-ха, хороши бы мы были, если б стали обращать внимание на такие вещи! Просто смешно!
– Нервы и суеверие, – поставил диагноз доктор.
Тут все наперебой стали рассказывать разные истории, а время шло, и день начал клониться к вечеру. Нагель не проронил больше ни слова, его стало знобить. В конце концов он поднялся, чтобы уйти. Он решил не обременять Дагни просьбой передать Марте письмо, лучше уж от этого отказаться. Возможно, ему удастся завтра утром где-нибудь повстречать доктора и попросить его об этой услуге. От его радостного возбуждения не осталось и следа.
Его крайне удивило, что Дагни тоже встала, как только он собрался уходить.
– Вы нарассказали здесь таких ужасов, что мне тоже стало страшно, – сказала она. – Уж лучше мне вернуться домой дотемна.
И они вместе вышли из сада. Нагель так обрадовался, что его даже перестало знобить; теперь он сможет передать ей конверт для Марты, удобнее случая не представится.
– Да, о чем это вы хотели со мной поговорить? – крикнул ему вдогонку доктор.
– Так, чепуха, – ответил он, смутившись. – Просто хотел повидать вас и… Мы ведь так давно не виделись. Прощайте!
Они шли по улице. Оба были взволнованы, не только он, но и Дагни тоже. Наконец, чтобы прервать молчание, она заговорила о погоде; какой теплый нынче вечер.
Да, тихий и теплый.
Он тоже ничего не мог сказать, он шел и глядел на нее. Те же бархатные глаза, те же светлые волосы. Его чувство, затаенное в глубине сердца, вспыхнуло с новой силой, ее близость опьяняла его, он закрыл глаза ладонью. С каждой их встречей она казалась ему все прекрасней и прекрасней. С каждой встречей! Он разом забыл все, забыл ее насмешки, забыл, что она отняла у него Марту и безо всякой жалости заманивала его в ловушку, бросив, как приманку, свой носовой платок. Он заставил себя отвернуться, чтобы совладать с собой и не поддаться порыву. Нет, на этот раз он должен держать себя в руках. Уже дважды он ставил ее в ужасное положение своей необузданностью. Ведь он мужчина в конце концов! У него перехватывало дыхание, так он боролся с собой.
Они вышли на главную улицу. У гостиницы надо было повернуть направо. Он чувствовал, что Дагни хочет что-то сказать ему. Он молча шел рядом с нею. Может быть, она разрешит проводить ее через лес? Вдруг она обернулась к нему и сказала:
– Благодарю вас за ваш рассказ! Вам все еще страшно? Не надо бояться!
Да, нынче она и добра и мягка. И ему тут же захотелось поговорить с ней насчет письма.
– Я хотел попросить вас об одном одолжении, – сказал он. – Но, наверное, мне не следует к вам обращаться, вряд ли вы пожелаете что-нибудь для меня сделать.
– Но почему же? С величайшим удовольствием, – ответила она.
Она сказала, что сделает это с удовольствием! И Нагель сунул руку в карман за письмом к Марте.
– Я хочу попросить вас передать это письмо. Собственно, даже не письмо, а… Тут нет ничего важного, но… Это для фрекен Гудэ, быть может, вы знаете, где сейчас находится фрекен Гудэ? Она ведь уехала.
Дагни остановилась. Она посмотрела на него странным взглядом, и словно какая-то тень промелькнула в ее синих глазах; несколько мгновений она стояла совершенно неподвижно.
– Для фрекен Гудэ? – переспросила она наконец.
– Да. Если бы вы были настолько любезны. Когда вам будет удобно, это не к спеху…
– Да, да, – сказала она, как бы очнувшись, – давайте его сюда, не беспокойтесь, я передам фрекен Гудэ письмо от вас. – И, спрятав конверт в карман, она неожиданно кивнула головой и добавила: – Да, да, и спасибо за этот вечер. А теперь мне надо идти.
Она снова посмотрела на него и ушла.
Он стоял, не двигаясь с места. Почему она так резко оборвала разговор? Уходя, она посмотрела на него безо всякой злобы. Даже наоборот. И все-таки она ушла как-то вдруг, внезапно. Вот она сворачивает на дорогу, ведущую к пасторской усадьбе… Вот она скрылась за поворотом…
Когда она исчезла из виду, он медленно пошел в гостиницу. Она была в белоснежной шляпе… И так странно посмотрела на него…
22
Каким странным взглядом посмотрела она на него. Он не понял его значения. Но в следующий раз, когда он ее снова встретит, он постарается искупить свою вину, если он в чем-то провинился. Какая тяжесть у него в голове. Однако пугаться нечего, слава богу, хоть этого он может не опасаться.
Он сел на диван и принялся листать какую-то книгу, но ему не читалось. Он встал и в тревоге подошел к окну. Он не решался признаться себе в этом, но он не хотел глядеть в окно из страха, что увидит там что-то необъяснимое. У него задрожали колени. Что это с ним творится? Он снова сел на диван и уронил книгу на пол. Голова у него разламывалась, он чувствовал себя совершенно больным. У него жар, в этом нет сомнения. Он ведь провел две ночи кряду в лесу, и это не прошло для него безнаказанно – он продрог и простудился. Его начало знобить, еще когда он сидел у доктора в саду.
Ну, да он скоро поправится! Он не имел обыкновения обращать внимания на такие пустячные простуды; завтра он снова будет здоров! Он позвонил и велел подать коньяку, но коньяк не оказал на него никакого действия, он даже не опьянел, он только зря выпил несколько стаканов. Ужаснее всего было то, что в голове у него все стало путаться, он уже не в силах додумать что-либо до конца.
Как, однако, ухудшилось его состояние за какой-нибудь час! Что это? Почему колышутся занавески, ведь нет никакого ветра? Что бы это означало? Он снова встал и посмотрел в зеркало – вид у него был несчастный и больной, и веки совсем красные… «Вам все еще страшно? Не надо бояться…» Прелестная Дагни… Подумать только – белоснежная шляпа!
Стук в дверь, входит хозяин. Хозяин принес наконец счет, длинный счет на двух листках; он улыбается и вообще необычайно любезен.
Нагель тут же вынимает бумажник и начинает судорожно искать деньги, но при этом спрашивает, дрожа от ужаса, сколько же он должен; хозяин отвечает. Впрочем, это ведь прекрасно можно отложить на завтра или на любой другой день.
Боже мой, сможет ли он вообще уплатить по счету? А вдруг не сможет? И Нагель не находит в бумажнике денег. Что? У него вообще нет больше денег? Он бросает бумажник на стол и начинает шарить у себя в карманах, он совсем растерялся и в отчаянии ищет повсюду; в конце концов он даже лезет в карманы брюк, вытаскивает оттуда какую-то мелочь и говорит:
– Вот немного денег, но этого, пожалуй, не хватит, нет, конечно, не хватит! Посчитайте сами.
