Выстрелы вбили кожаные лоскуты от куртки в грудь Кара, перемешав фонтанирующую кровью плоть с материей и пуговицами, – труп отшвырнуло в сторону, к одному из костров. Не делая паузы, ангел направил дуло автомата на обломки вертолетной кабины, в едином ритме со стволом «калашникова», блестящим от оружейного масла, задергалось облившееся клюквенно-красным лицо пилота. Автомат звонко клацнул пустым магазином: не отрывая взгляда от вертолета, Аваддон лихорадочно обшаривал камни в поисках нового рожка. Святая матерь, да где же он?!
– Я ведь просил тебя по-хорошему, – раздался вкрадчивый, негромкий голос от вертолета – и ангел удивился, что слышит его в шуме толпы. – Я знаю, где она… я вижу ее — прямо сейчас. Иди ко мне… просто подойди ко мне…
Мидас странно двигался – боком, согнувшись, мягко и бархатно, как кошка. Аваддон отметил, что взгляд его крошился — он смотрел и на него, и одновременно на всех людей на площади. На молочно-белой коже царя не было ни единой царапины – каким-то чудом он не пострадал при падении вертолета. Наконец-то, нащупав рожок, ангел вставил его в автомат и оттянул затвор, досылая патрон в ствол. Мидас спокойно стащил с руки перчатку.
В этот момент вертолет взорвался.
Куски дюралевой обшивки врезались в тела людей: пилота, безжизненно обмякшего за штурвалом, разорвало в клочья. Белокожего ударило в спину плотным воздухом взрывной волны: сам того не ожидая, он, потеряв равновесие и почву под ногами, полетел вперед, нелепо махая конечностями. Внезапно у царя потемнело в глазах: ствол автомата ткнул его в солнечное сплетение. Польза от удара тоже была – падение врага застало ангела врасплох… сильный рывок заставил его выпустить оружие. Аваддон с Мидасом повалились на камни. Отдавая себе отчет в происходящем, ангел первым делом перехватил руку противника пониже запястья. Корчась от боли в животе, белокожий, не снимая с лица улыбку, изо всех сил пытался коснуться Аваддона. Его пальцы отчаянно извивались, изображая карликового спрута: он вытягивал их так, что суставы трещали – однако до желанной кожи ангела недоставало пары миллиметров. Аваддон, пытаясь одновременно колотить царя ногами, скреб камни и старался подтянуть к себе ремень автомата. Краешком глаза он заметил, как из горящих обломков вертолета поднялись две темные фигуры: только что убитый боевик с МП5 на плече и неизвестный человек, у которого тлело все лицо. Помощи ждать было неоткуда – столпившись поодаль, зеваки азартно наблюдали схватку с Мидасом, точно матч по боксу. «В фильмах обычно кричат: „Я полицейский!“, – подумал Аваддон. – А что, если я крикну: „Спаси свою душу, поддержи ангела!“? Ни хрена это не поможет». Он ударил Мидаса головой в лицо – носовая кость сломалась, в глотку царя хлынула кровь. Откатившись в сторону, Аваддон на четвереньках, словно уличная собачонка, скользнул между ног зевак, исчезнув из поля зрения. Мидас быстро поднялся. Сложив полной горстью левую ладонь, он осторожно прижал ее к сломанному носу, часто булькающему кровавыми всхлипами.
– Мы скоро увидимся… – с улыбкой произнес он на древнегреческом.
Голова кружилась, на языке было до тошноты сладко: запах священного лавра устойчиво сидел в легких, окутывая туманом мозг, – полет добавил неприятных ощущений. Не в силах более сдерживаться, Мидас упал на колени, извергая из себя кровавую рвоту. Мучительно давясь отвратительной жижей, он понимал – общение с богами никогда не проходит бесследно. Иногда достаточно одного сеанса, чтобы уже никогда не было второго. Ему будет труднее реагировать. Труднее думать. Тем не менее эффект от паров лавра все еще не исчез. Нужно успеть, пока он продолжает действовать.
– Закусывать надо, товарищ, – с официальной строгостью сказал Мидасу упитанный дедушка с большим родимым пятном на лысине, одетый в сшитый на заказ, дорогой костюм. – Зачем обязательно нужно нажираться, как свинья? Трезвость – норма жизни. Молоко ничуть не хуже водки.
Не переставая блевать, Мидас коснулся ноги Горбачева – тот замер на полуслове с открытым ртом. К золотой статуе в очках и шляпе подошли Кар, в чьей правой глазнице уже формировалась студенистая ткань, и Ферри с обожженным лицом, черным от копоти: на коже тлели остатки бороды.
– Где они? – хрипло спросил Кар.
Мидас запрокинул голову, глядя в безжизненное небо. Где-то в районе бровей, в самой глубине мозга, вспыхнули две яркие звездочки. Они двигались, увеличиваясь в размерах, подплывая к нему, неясные очертания становились все более четкими. Не прошло и минуты, как он увидел лица запыхавшихся от бега людей – мужчины и женщины. Царь повернул вслед за ними голову механически, будто ее прикрепили железными шарнирами.
– Там, – показал он в сторону Кремля, протыкая белым пальцем тьму.
…Возле золотого обелиска Горбачева суетились темные личности с напильниками. У обломков вертолета, кашляя кровью, воскрес Малик…
Глава III. Фальшивый демон
(Ночь с пятницы на субботу)
Ночь. Странно, но фонари светят. Правда, не все – примерно треть. По идее, Красную площадь должна обслуживать электростанция от правительства. Если остальные источники энергии отрубятся, она продолжит свою работу. Черт его знает. Вход в Кремль, что называется, свободный: исчезли строгие часовые в парадной форме и пухлые тетушки, дотошно проверяющие у туристов наличие билета. Мы переходим с бега сначала на быстрый, а затем и не очень активный шаг – Агарес замедляет ходьбу, он будто бы уже не торопится скрыться от наших преследователей. Любые движения даются ему с трудом, демон заметно нервничает. Тяжело дышит, постоянно оглядывается, ожесточенно чешет кожу, точно его с ног до головы облепили комары. Ногти покрываются кровью, которая зловеще шипит, испуская струйки дыма. Напряженно вглядываясь в темноту, Агарес шепотом матерится. Я не умею читать по губам, но о смысле слов иногда догадываешься по выражению лица. Мы уже подошли к Успенскому собору – в полумраке блестит сусальное золото куполов. Завидев их, Агарес с тихим стоном выдает очередную тираду, пыщущую неприкрытой ненавистью.
– Не шепчи, матерись открыто, – советую я ему. – Чего стесняться? Я же в России родилась, а здесь матом не ругаются – мы на нем разговариваем.
– Блядь, кто о тебе-то думает? – огрызается демон. – Мой голос садится – горло дерет как от кайенского перца. Поскорее бы этот участок миновать.
– Волнуешься? – гордо усмехаюсь я. – Надо же, какой ты весь из себя сахарный. Конечно, у тебя проблемы – а у меня мелочи жизни. Подумаешь, за мной всего лишь бегает маньяк из древней гробницы, нанятый бывшим мужем. Но я-то спокойна – а ты, я вижу, просто места себе не находишь.
Зрачки Агареса сверкают знакомым кошачьим огнем.
– У меня аллергия, – страдальчески признается он. – Инъекция серы помогает пережить пребывание даже в толпе ангелов, делая безвредными их прикосновения. Но здесь на одном пятачке сосредоточено слишком уж много церквей. Для существа из Ада это равнозначно пикнику в центре Чернобыля. Храмы расположены п у ч к о м – излучение идет столь сильное, что даже демон высшего уровня рискует подхватить лучевую болезнь. Умереть невозможно, но неприятностей – целый букет. Помнится, у меня дядя приехал из командировки с Фруктовой горы в Сербии, облепленной аж двадцатью монастырями. Ужасно страдал, бедняга. Волосы выпали, клыки шатались, язвы открылись на всем теле – пришлось серой сводить да лягушек прикладывать. Могло бы быть и хуже, но, на мое счастье, в Кремле большевики поработали – подчистую снесли и церковь Константина с Еленой, и Чудов монастырь, и собор Спаса-Преображения. Попадется Ленин – обниму как старого приятеля. Без его услуг я бы сейчас на брюхе полз.