Он выпил до дна, но Сфинга тут же снова наполнила стаканы.
— С обновой! — сказала она. — Выпьем три раза за здоровье моей сестренки.
Они выпили. Возбуждение Сфинги все возрастало.
— Ты должен поздравить меня, Стратис, — сказала она. — Обрати внимание, как оно живописно подчеркивает изгибы. Не только прекрасную грудь, но и бедра. Посмотри! Посмотри! С какой легкостью оно держится. Кажется, стоит ей вздохнуть, и она сразу же предстанет во всей своей наготе. Божественный дар!
Лицо Лалы помрачнело. Сфинга стала заикаться.
— Должно быть, вы выпили уже достаточно, — сказал Стратис.
— Да, — сказала Сфинга, разразившись внезапно прерывистым смехом. — Мы пили и беседовали о воздержании.
— О чьем воздержании? — спросил Стратис.
— Уже поздно, мне нужно идти, — сказала Лала.
Сфинга вскочила:
— Идти? Куда?
— Добираться до Кефисии довольно долго.
Сфинга осушила еще один стакан. «А я-то думал, что эта женщина не пьет», — подумал Стратис.
— Вот и имей после этого дело с придурковатыми. Пропал вечер, — сказала Сфинга и села, размеренно покачивая головой. — Лала, Лала, Лала! Неужели ты можешь поступать со мной так?! Это платье я полюбила… Я столько дней мечтала увидеть его среди высоких колонн, при свете луны, а ты…
— Я не хотела огорчать тебя, — ответила Лала. — Думаю, что после всего, что было сказано между нами, ты поняла, что я немногого стою.
— Жаль, что я опоздал, — сказал Стратис.
— Мы говорили о моем воздержании, — сказала Лала.
Казалось, будто Сфинга хотела воспрепятствовать ей говорить дальше.
— Лала, Лала! — снова изрекла она.
— Прекрати эти воззвания, — сказал Стратис. — Ты напоминаешь муэдзина на минарете.
Лала засмеялась.
— Хорошо, что сестренка смеется, — сказала Сфинга.
— Пойдем, а то Акрополь закроют, — сказал Стратис.
— Минуточку. Пойду возьму свои вещи, — сказала Лала.
Едва она вышла, Сфинга тут же опустила руки на плечи Стратису.
— Послушай, — сказала она, учащенно дыша. — Она готова пасть в твои объятия. Я это знаю. Возьми ее сейчас, здесь. Я не помешаю — выйду в соседнюю комнату. Одно малейшее движение, и платье слетит… Слетит тут же… Возьми ее, возьми.
Стратис смотрел на нее, в отчаянии ища выход.
— Я предпочел бы тебя, — сказал он.
— Меня?
— Да, если ты только оставишь в покое несчастную девушку.
Сфинга закусила губу, словно ее ударили. Взгляд ее растерянно блуждал повсюду, пока не остановился на бутылке. Она наполнила стакан, осушила его и крикнула:
— Сестренка! Пошли, сестренка! А то Акрополь закроют!
Сфинга направилась к двери, резко распахнула ее и вышла, не ожидая других.
Пробило одиннадцать, когда они присели у южной стороны Парфенона.
— Уф! — сказала Сфинга. — Платье мы подняли. Посмотрим теперь, как мы его спустим.
Дышала она все еще учащенно. Лала сидела посредине. Стратис смотрел на нее среди уступчивой ночи. Глаза у нее сверкали, тяжелые волосы казались мутным золотом. Другое создание из мягких крыльев и освежающего льна овладевало им. Он отдался этому. «Здесь ничто не жжет, ничто не разделяет», — подумал он. Он закрыл глаза и почувствовал, как его пальцы гладят ее браслет. Лала не шевельнулась. «Здесь то или это — одинаково, — подумал он еще, — сопротивления нет, борьбы нет, только приятие: мы — ничто…» Ему показалось, что он лежит в глубокой кровати и что наслаждение может быть чем-то напоминающим убаюкивание маленького ребенка, — чем-то очень легким и безразличным.
— Ла-а-а…ла! — произнесла Сфинга, о которой он уже забыл. — Ла-а-а…ла! Ла-а-а…ла! Ла-а-а…ла, как восклицает муэдзин на минарете.
Стратис открыл глаза. Высоко вверху был светлый, совершенно круглый диск с мраморными прожилками. Голос Сфинги напоминал крик ночной птицы, взгляд ее был устремлен на луну. Она молчала. Ее узкие губы шевелились, делая немые гримасы.
— Вот лик Каина!
[143]
— воскликнула она наконец и разразилась надрывным смехом.
Стратис почувствовал, что терпение его иссякает. Смех прекратился.
— Ты сегодня не особенно словоохотлив, Стратис. Ты куда-то пропал. Где ты?
— Меня нет нигде, — ответил Стратис.
— Если бы у тебя были чувства, ты бы был здесь. Взгляни на мою сестренку, взгляни на нее… Смотри, как платье слетает с нее…
Лала сделала резкое движение, желая подняться.
— Пошли, — сказала она. — Не могу больше.
Сфинга хищно схватила ее за руку и потащила вниз.
— Луна утомляет тебя, сестренка… Эта августовская луна…
«Августовская» она произнесла так, как Лонгоманос, когда говорил о «Золотом осле».
— …Страшная луна!.. Если ей сопротивляться, она становится еще колючее… — бормотала Сфинга, нервно сжимая пальцы Лалы.
Она высоко подняла эти пальцы, показывая их Стратису:
— Посмотри на эти пальцы. Разве они для вязальных спиц?..
[144]
Она остановилась, тряхнула головой, как это делают плакальщицы, собралась с духом и, словно внутри нее рухнула некая перегородка, завела плаксивую рапсодию:
— …Разве эти пальцы для прялки?..
[145]
Я желаю видеть их и утром и вечером… Я бы распускала ей волосы до колен по розовой коже… И восторгалась бы ими и… молилась бы им и приносила бы им все цветы с гор и все травы лесные — и тимьян, и… афану, и вербу, и конизохи, и заячий сон, и поликомби… по которым прыгает господский козленок… по которым прыгает рыжий бычок, да… и… приходят девицы погадать и посмотреться на себя голыми в зеркалах, а мою сестренку, которая будет носить шкуру козочки, будет носить шкуру телочки,
[146]
чтобы трахнули… сестренку… сжимая этими пальцами… две толстые змеи, которые… ищут… стройные… груди ее… чтобы… чтобы…
Она завопила и выпустила безжизненно упавшую руку Лалы. А та застыла неподвижно в зеленом свете. Глаза Сфинги были стеклянными, губы пытались создавать неслыханные слова. Затем, словно кто-то ударил ее молотом по шее, она запрокинула голову, выбросила обе руки к плечам Лалы, словно задыхаясь, и одним рывком спустила с нее платье до пояса.
