Наконец, она смягчилась, сказала, пусть приезжает, только чтобы долго у нее не торчал. Сможет немного поговорить с несчастным Уордом… он сейчас такой одинокий, позабыт всеми.
Вдруг на другом конце провода раздался взрыв хохота, и от этого шума у него зазвенело в ушах.
Он вернулся к Эвелин. Она сидела на кушетке, откинувшись на подушки, и беззвучно смеялась.
– Дик, какой ты все же мастер говорить сладкие речи!
Дик состроил ей рожу, поцеловал в лобик и вышел.
Квартира Элинор сияла люстрами из резного хрусталя. Она встретила его у двери в гостиную. Ее маленькое узкое личико, обрамленное сверху копной старательно завитых волос, снизу – кружевным воротничком, пришпиленным большой брошью с искусственным бриллиантом, казалось таким гладким, таким хрупким, словно фарфоровым. Из-за ее спины до него доносился шум и высокие голоса русских, мужчин и женщин, а также запах чая и древесного угля.
– Ну, Ричард, вот и ты, – быстро прошипела она ему на ухо. – Не забудь поцеловать ручку великой герцогине… у нее была такая ужасная жизнь. Для тебя это пустяк, а ей будет приятно. Понял? Да, Ричард, меня очень волнует У орд… он, кажется, здорово устал… хочется надеяться, что пока он держится, не срывается. Ты знаешь, он из таких… Ах, эти крупные блондины с короткой шеей!
На столе работы А. Буля
[39]
перед мраморным камином пыхтел высокий серебряный самовар, а рядом с ним сидела полная стареющая женщина в вышитой блестками шали, с прической а-ля Помпадур, с усталым пятнистым лицом, густо осыпанным пудрой. Она, конечно, была очень аристократична, и в ее глазах то и дело вспыхивали озорные искорки. Из горки паюсной икры в большом хрустальном блюде она намазывала на кусочек черного хлеба и все время смеялась с набитым ртом. Вокруг нее сгрудились русские всех возрастов и разнообразной степени падения: одни в мундирах, другие в дешевых деловых костюмах. Среди них несколько неряшливо одетых молодых женщин и пара молодых людей с прилизанными волосами и лицами, как у мальчиков из хора.
Все пили либо чай из чашек, либо водку маленькими рюмочками. Все налегали на икру. Дика представили князю, молодому человеку с лицом оливкового цвета с черными бровями и небольшими остроконечными усиками. На нем был черный мундир, черные яловые сапоги. Какая у него поразительно тонкая талия, отметил про себя Дик.
Все они были ужасно веселы, беззаботны, как птички. Одни нежно чирикали, другие громко тараторили – по-русски, по-французски, по-английски. Элинор, конечно, пускает пыль в глаза, поймал себя на мысли Дик, ворочая ложкой в плотной зернистой массе черной икры.
Джи Даблъю, бледный и изнуренный, стоял в углу комнаты, повернувшись спиной к иконе с тремя горящими перед ней свечами. Дик вдруг по наитию вспомнил, что видел эту икону в окне салона Элинор на фоне куска пурпурной парчи несколько недель назад. Он разговаривал со священнослужителем в черной сутане с фиолетовой отделкой. Когда Дик подошел к ним, то сразу распознал богатый ирландский акцент.
– Познакомься, Дик, архимандрит О'Доннел. Я правильно вас представил? – сказал Джи Даблъю, и архимандрит, расплывшись в широкой улыбке, кивнул. – Он рассказывал мне о греческих монастырях.
– Вы имеете в виду те места, где таких, как мистер О'Доннел, выращивают как цыплят в инкубаторе?
Архимандрит затрясся от смеха, его лицо с оттопыренными губами сияло.
– Видите ли, Элинор оказала мне не только большую честь, но еще и доставила большое удовольствие. Она хочет, чтобы я ввел ее в таинство истинной церкви. Я рассказывал мистеру Мурхаузу историю моего пути к вере.
Он своими нагловатыми, навыкате, глазами оглядывал Дика с головы до ног.
– Может, мистер Севедж, вы как-нибудь приедете к нам, чтобы послушать наш хор? Неверие улетучивается, растворяется в музыке, словно кусок сахара в стакане горячего чая.
– Да, мне очень нравится русский хор, – сказал Джи Даблъю.
– По-моему, наша дорогая Элинор помолодела в последнее время, выглядит куда более счастливой, не находите?
Священнослужитель весь сиял, глядя на гостей. Джи Даблъю хотя и кивнул, но все же не был в этом уверен до конца.
– Ах, как она на самом деле грациозна и умна. Может, мистер Мурхауз и мистер Севедж приедут ко мне на службу, а потом все вместе пообедаем? У меня есть кое-какие идеи. Хочу написать небольшую книжку о моем религиозном опыте на горе Афон… Вы могли бы мне помочь в этом.
Дик был просто поражен, когда архимандрит, ущипнув его за задницу, сделал шаг в сторону и озорно подмигнул ему левым глазом.
В большой гостиной слышалось позвякивание бокалов, громкие тосты, время от времени жалобный звон разбившегося о пол бокала. Группа молодых русских так громко что-то затянула своими низкими мощными голосами, что люстра у них над головой закачалась, позвякивая.
Икры уже и след простыл, но две горничные в форме уже вносили стол с закусками, посередине которого лежал большой отварной лосось.
Джи Даблъю подтолкнул Дика локтем.
– Не могли бы мы где-нибудь поговорить?
– Да, я ждал встречи с вами, Джи Даблъю. Думаю, у меня в голове возник несколько иной подход к нашей проблеме. Надеюсь на сей раз на успех.
Только они, пробившись через толпу гостей, подошли к двери, как их нагнала русская девушка, вся в черном, с черными глазами и выгнутыми дугой бровями.
– Ах, не уходите, прошу вас. Леокадии Павловне вы так понравились. Ей очень здесь хорошо… такая неформальная обстановка… богема… И это нам очень нравится в Леоноре Ивановне. Она представительница богемы, мы тоже. Мы ее так любим…
– Боюсь, что нам нужно уйти. У нас деловое свидание, – с серьезным видом ответил Джи Даблъю.
– Ах, этот бизнес, бизнес, – недовольно щелкнула пальцами девушка, – гадкий бизнес… Как было бы хорошо в Америке, если бы только не этот ее вечный бизнес.
Они вышли на улицу.
– Бедняжка Элинор, – вздохнул Джи Даблъю. – Боюсь, что у нее возникнут неприятности… Эти русские очень скоро сожрут ее с потрохами вместе с домом. Вы считаете, что она на самом деле выйдет замуж за князя Минграциали? Я навел о нем справки… Все, что он говорит о себе, подтвердилось. Но все равно! Черт подери!
– Ну, все произойдет с венцами, чин по чину, – сказал Дик. – Уже назначена дата венчания.
– В конце концов Элинор знает, что делает. Пока удача улыбалась ей во всем.
Автомобиль Джи Даблъю стоял у подъезда. Из машины навстречу им вылез шофер с наколенной накидкой в руках. Он уже хотел было захлопнуть за Джи Даблъю дверцу, как Дик спросил:
– Не уделите ли мне несколько минут, Джи Даблъю, хотелось бы поговорить о докладе Бингхэму.
– Да-да, совсем забыл, – ответил тот усталым голосом. – Поехали ко мне в Грейт-нек… Поужинаем… Я там обычно один, если не считать детишек.
