Среди тех вещей, которые он привез с собой из морского путешествия, оказалась и знаменитая книга «Протоколы сионских мудрецов».
В своей газете «Дирборн Индепендент» он развернул кампанию с целью просвещения всего мира. Только одни евреи, по его мнению, виноваты в том, что мир не похож на эту тихую заводь – его графство Уэйн, штат Мичиган, в те дни, когда его механические тележки еще тащили старые клячи;
войну начали евреи, большевизм, дарвинизм, марксизм, Ницше, короткие юбки и губная помада. Они, по его мнению, стояли за спиной Уолл-стрит и международных банкиров, белой работорговли, за кинофильмами, Верховным судом США, рэгтаймом и нелегальным бизнесом по производству спиртных напитков.
Генри Форд клеймил евреев, выставил свою кандидатуру в Сенат Соединенных Штатов, и привлек к суду газету «Чикаго трибюн» за клевету,
и в результате превратился во всеобщее посмешище ушлой столичной прессы, но когда столичные банкиры попытались сунуться в его собственный бизнес, он очень быстро их всех перехитрил.
В 1918 году он позаимствовал банковские билеты, чтобы выкупить акции у меньшинства своих акционеров за ничтожную сумму
в семьдесят пять миллионов долларов.
В феврале 1920 ему понадобились живые деньги, чтобы рассчитаться за эти билеты, срок оплаты которых уже наступил. Как говорят, один банкир пришел к нему и предложил любые льготы, если только он сделает представителя их банка членом совета директоров своей компании. Генри Форд подал банкиру его шляпу, а сам принялся делать деньги на свой манер:
он отправил все автомобили и все запасные части, которые имелись на это время у него на заводе, своим дилерам и потребовал от них немедленной оплаты наличными. Пусть в долги влазит кто-то другой, только не он, – таким был его основополагающий принцип. Он закрыл свое производство, ликвидировал все заказы от фирм-поставщиков. Многие дилеры были таким образом разорены, многие фирмы-поставщики обанкротились, зато, когда он вновь открыл свой завод, то был его единственным абсолютным владельцем,
как владеет фермер своей незаложенной фермой со всеми уплаченными налогами.
В 1922 году Форд начал шумную кампанию за избрание его президентом (более высокая зарплата трудящимся, сооружение гидроэлектростанций, рассредоточение промышленности по малым городам), которой препятствовал, нанося хитроумные удары из-за кулис, еще один доморощенный философ, Калвин Кулидж;
но в 1922 году Генри Форд продал один миллион триста тридцать две тысячи двести девять дешевых автомобилей и стал самым богатым человеком в мире.
Хорошие дороги пришли на смену узким, проложенным в грязи колеям, по которым ездил его первый автомобиль модели «Т».
Великий автомобильный бум продолжался.
Процесс производства у Форда постоянно улучшался: меньше непроизводственных потерь, больше надсмотрщиков, соглядатаев, провокаторов и осведомителей (пятнадцать минут на ланч, три минуты на туалет, повсюду скоростная, «потогонная» система Тейлора – поднимай, заверни гайку, завинти болт, вгони шпонку, поднимай, заверни гайку, завинти болт, вгони шпонку, поднимайзавертигайкузавинтиболтвгонишпонку, и повторяй эти монотонные быстрые операции до тех пор, покуда не отдашь все свои жизненные соки до последней унции, а вечером работяги возвращаются домой с посеревшими лицами, с дрожащими от напряжения мускулами).
Форд теперь владел всем процессом производства автомобиля, каждой его самой мелкой деталью – от добычи в горах железной руды до скатывания готового автомобиля с конвейера, все его заводы рационализированы до последней девятитысячной дюйма по шкале Йохансена:
в 1926 году весь производственный цикл был сокращен до восьмидесяти одного часа, начиная от добычи руды в шахте, до выезда своим ходом законченного, годного к непосредственной продаже автомобиля,
но модель «Т» уже устарела.
Началась новая эра процветания, и Американский план (всегда существуют определенные условия, всегда существуют) погубил дешевый автомобиль «форд», его жестянку на колесах.
Завод Форда стал одним из многих автомобильных заводов в стране.
Когда на фондовой бирже начинало булькать и пузыриться, мистер Форд, наш доморощенный философ, радостно всех оповещал:
– Ну а что я вам говорил? Поделом – не будете впредь заниматься азартными играми и влезать в долги. В стране все хорошо.
Но когда вся страна в разваливающихся ботинках, в потертых, с бахромой штанах, руками не занятыми трудом, потрескавшимися от холода в этот самый холодный мартовский день 1932 года, затянув еще туже пояса на своих тощих, втянутых животах, организовала марш протеста от Детройта до Дирборна, требуя работы и выполнения Американского плана, в конторе Форда не смогли придумать ничего лучшего, как прибегнуть к пулеметам.
В стране было все хорошо, но пули уложили наземь участников марша.
Четверо из них были убиты.
Генри Форд – старый человек
страстный антиквар
(живет словно в осаде на ферме отца, в центре поместья площадью в сотни тысяч акров, миллионер, которого защищает целая армия военнослужащих, секретарей, тайных агентов, осведомителей, под командованием англичанина, бывшего чемпиона по боксу, и всегда его мучает страх из-за этих порванных, потрескавшихся тяжелых ботинок на дорогах, из-за свирепых банд, способных похитить его внуков,
страх, как бы его не пристрелил какой-нибудь сумасшедший,
как бы перемены в стране его не коснулись, как бы эти не занятые трудом руки не прорвались через ворота и не снесли его высокие заборы; его защищает частная армия против новой Америки, в которой полно умирающих от голода детишек, людей с тощими, глубоко впавшими животами и в потрескавшихся ботинках, глухо постукивающих в длинных очередях за миской супа,
которая поглотила земли старых скупых фермеров в графстве Уэйн, штат Мичиган, как будто их никогда и не было).
Генри Форд – старый человек
страстный антиквар.
Он перестроил ферму отца и сделал ее точно такой, какой она сохранилась в его памяти, когда он был еще мальчишкой. Он построил целую деревню музеев для своих механических тележек, саней, вагонов, старых плугов, мельничных колес, устаревших моделей своих автомобилей. Он разыскивал по всей стране скрипачей, умеющих играть старомодные кадрили.
Он даже скупил старинные таверны и восстановил их все в прежнем виде, и приобрел все первые лаборатории Томаса Эдисона.
Когда он купил гостиницу («Уэйсайд инн» возле Садбери, штат Массачусетс), то продолжил там широкое шоссе, по которому мчались его новые модели, катили себе плавно, рыча и освистывая маслянисто-вязкое прошлое (новый звук автомобилей), давно отлетевшее от ее двери; верните старую плохую дорогу,
чтоб все вокруг было таким,
каким было,
в те дни гужевых тележек и лошадей.
