– Эвелин, а звезда экрана пришла? – хихикнула Ада.
– Да, они всегда приходят, – вздохнула Эвелин. – Она такая красивая… Ты обязательно должна ее увидеть.
– Ну, на твои вечеринки, Эвелин, приходит весь бомонд, я уже это усекла.
– Не знаю, правда, почему… все они кажутся мне такими скучными…
Эвелин ввела их через раздвижные двери в большую комнату с высоким потолком, в которой было довольно темно из-за приглушенного света ламп и плотного сигаретного дыма. Они сразу же угодили в гущу хорошо одетых гостей, которые оживленно разговаривали, строили рожи и, со стаканами с коктейлем в руках, громко смеялись, закидывая головы. Там даже стать было негде, и Мэри присела на краешек кушетки рядом с маленьким столиком с мраморной крышкой. Ее соседи продолжали о чем-то судачить, не обращая на нее никакого внимания. Ада и хозяйка пропали за широкими мужскими и изящными женскими спинами.
Мэри почти докурила сигарету, когда к ней подошла Ада. За ней шел Джордж Берроу. Его худое лицо покраснело, а адамово яблоко выпирало над воротником рубашки еще сильнее, чем прежде. В обеих руках он нес по коктейлю.
– Ну, ну, ну! Маленькая Мэри Френч, сколько лет, сколько зим! – говорил он с наигранной веселостью. – Ах, если бы вы только знали, сколько у нас было неприятностей за все эти годы преодоления кризиса.
– Хелло, Джордж, – небрежно поздоровалась с ним Мэри.
Она взяла у него из рук стакан, выпила коктейль, далеко не первый, у нее закружилась голова. Джорджу с Адой удалось втиснуться на кушетку по обе стороны от нее.
– Мне хочется знать все об этой забастовке угольщиков, – начал Джордж, нахмурив брови. – Очень, очень скверно. Местные мятежные профсоюзы выбрали неудачный момент. Объявили ее тогда, когда это играет на руку противнику.
Его слова задели Мэри за живое.
– Ну какого же еще комментария можно ожидать от такого человека, как ты. Если ждать благоприятного момента, то нужно вообще забыть о всяких забастовках… Рабочим его никогда не дождаться.
– А что вы имеете в виду, называя меня «таким человеком, как ты»? – спросил Джордж, как поняла Мэри, с наигранной скромностью. – Я часто задаю себе этот вопрос.
– Ах, брось. Мне сейчас совсем не хочется спорить… Я уже устала от всех этих споров… Принеси мне, пожалуйста, еще один коктейль, Джордж.
Он встал и послушно пошел через всю комнату, прокладывая себе путь через толпу к столу.
– Мэри, ну для чего тебе ссориться с беднягой Джорджем? Он такой милашка… Знаешь, здесь Марго Доулинг… с мужем Роднеем Каткартом… они всегда вместе… Они уезжают на Ривьеру, – торопливо нашептывала ей на ухо Ада, довольно громко, как суфлер из будки.
– Я уже устала от этих актрис на киноэкране, – сказала Мэри. – Для чего глядеть на них в жизни?
Ада незаметно улизнула. Джордж вернулся снова с двумя коктейлями и холодной лососиной и огурцом на блюде. Она не стала ничего есть.
– Думаешь, что обойдешься одними коктейлями, не так ли?
Она кивнула.
– Ну, в таком случае я все съем сам. Знаешь, Мэри, – продолжал он, – я часто в эти дни задумываюсь: может, я был бы куда счастливее, проведи всю жизнь агентом транспортной конторы в южном Чикаго. Нужно было жениться на какой-нибудь скромной фабричной девчонке, завести кучу детишек… Но даже если бы я занялся бизнесом, я сейчас был бы куда более довольным и состоятельным человеком.
– По-моему, ты и так неплохо устроился, – сказала Мэри.
– Знаешь, мне уже до чертиков надоели все эти нападки красных, которые считают меня обманщиком рабочих… Я верю в компромисс, и мне удалось одержать несколько весьма значительных побед в долларовом исчислении… Ваши коммунисты наотрез отказываются признавать, что у каждой медали есть две стороны. И в любом деле есть как минимум два разных подхода.
– Я не член партии, – сказала Мэри.
– Знаю… но ты работаешь с ними рука об руку… Почему это вы считаете, что гораздо лучше, чем испытанные и честные вожаки, знаете, что нужно рабочим?
– Если бы у шахтеров появилась реальная возможность голосовать в своих профсоюзах, вы очень быстро убедились бы, насколько они доверяют вашей продавшейся компании.
Джордж недовольно покачал головой.
– Мэри, Мэри… все та же упрямая простосердечная девушка.
– Вздор! У меня в душе уже не осталось никаких чувств. Я видела, как обстоят дела там, на шахтах… Не нужно иметь доброе сердце, чтобы видеть, как целят в тебя те, кто подавляет рабочие выступления.
– Мэри, ты себе и представить не можешь, какой я несчастный человек.
– Принеси-ка мне лучше еще один коктейль, Джордж.
Мэри успела выкурить две сигареты, покуда он вернулся. Перед ее глазами в сигаретном тумане кружились кивающие головы, что-то бормочущие рты, кривляющиеся лица, жестикулирующие руки.
Когда улыбающийся, раскрасневшийся Джордж вернулся, толпа гостей уже начала редеть.
– Представляешь, я имел удовольствие переброситься парой слов с миссис Доулинг, она такая очаровательная женщина… Знаешь, что сообщил мне этот Ред Хейнс? Интересно, правда это или ложь… Кажется, ей конец… она уже не годится для кино… голос ее не подходит для звукового кино – такой скрипучий, как у старой вороны, каркающей в микрофон… – Явно захмелев, он неестественно захихикал. – Вон она. Уезжает.
В комнате вдруг воцарилась тишина. В кружеве сигаретного дыма Мэри увидела женщину невысокого роста с подкрашенными голубыми тенями веками, с тонкими, как у фарфоровой куклы, чертами лица под копной белокурых волос. Она кому-то улыбнулась, направляясь к раздвижной двери гостиной. В желтом платье, вся унизанная большими сапфирами. Высокий, с бронзовым загорелым лицом актер и полный коротышка с кривыми, как у кавалериста, ногами, с одутловатым лицом, шли за ней. Эвелин Джонсон, что-то, как всегда, тараторя, нечленораздельное, чуть не задыхаясь от лавины слов, увязалась за ними.
Мэри наблюдала за этой сценкой через гудящий туман, словно смотрела пьесу с закуренного балкона.
К ним подошла Ада. Она стояла перед ними, выпучив глаза, и говорила, широко раскрывая рот:
– Ах, какая потрясающая вечеринка… Я встретилась с ней. У нее такие милые, такие утонченные манеры… Не знаю почему, но я считала ее довольно грубоватой, крутой. Недаром говорят, что она – из грязи да в князи.
– Ничего подобного, – вступился за Марго Доулинг Джордж. – Ее предки – знатные испанцы, которые жили на Кубе.
– Ада, я хочу домой, – сказала Мэри.
– Сейчас, минуточку. Мне так и не удалось поговорить с Эвелин… Она сегодня выглядит такой уставшей, очень нервничает, бедняжка.
Лилово-бледный молодой человек быстро прошел мимо них, улыбаясь через плечо следовавшей за ним женщине гораздо старше его, в серебристом платье из парчи. На ее худой шее под толстым слоем пудры проступали глубокие морщины, нос крючком дрожал, а глаза выкатывались из орбит над плохо замазанными макияжем синими мешками.
