– Вот пришел, чтобы посмотреть, как живет вторая половина человечества, – сказал он. – Эвелин, сегодня ты просто очаровательна.
Стоя на крыльце в этот ветреный вечер, Чарли чувствовал, как ему хорошо. После дождя воздух был таким свежим, таким чистым, словно его тщательно промыли. Интересно, готова ли она… Ну, трудно сказать… Нужно попытаться. Потом все станет ясно.
Из дома вышел Эл Джонсон, взял его под руку.
– Пол говорит, вы приехали сюда с родины?
– Само собой, – согласился Чарли. – Разве вы не видите травинок, торчащих из моих ушей?
– Черт возьми! Когда к Эвелин одновременно являются два ее прежних любовника, то обстановка, должен сказать, сильно осложняется… Мне кажется, она своим ледяным тоном хочет заморозить эту маленькую девчонку Дона до смерти… Послушайте, может, пойдем выпьем нормального виски, чтобы извести вкус этих красных чернил во рту?
– Просто великолепно! – сразу же согласился Чарли.
Перейдя через Пятую авеню, они пошли вниз по улице и остановились у неприметной узкой черной двери. Эл Джонсон позвонил, и какой-то человек в жилетке повел их по темному коридору, сильно пахнущему туалетом. Они дошли до конца и оказались в салоне бара.
– Ну вот, так-то оно получше, – сказал Эл Джонсон. – В конце концов, у меня всего единственный свободный вечер в неделю.
– Кажется, что тех прежних счастливых деньков никогда и не было, – сказал Чарли.
Они сели за маленький круглый столик напротив стойки, заказали себе виски. Вдруг Эл Джонсон через стол помахал перед ним своим длинным указательным пальцем.
– Я вспомнил, когда я вас видел. В день объявления войны. Мы все тогда до чертиков надрались в «Маленькой Венгрии».
– Боже! – удивился Чарли.
В тот вечер он пил там слишком со многими.
– Да, именно там, – уверенно сказал Эл Джонсон. – Стоит мне хоть раз увидеть чье-то лицо, я его никогда не забываю. – Он подозвал официанта, попросил принести им еще и пива.
Они пропустили еще несколько стаканчиков, запивая виски пивом, вспоминая прежнее, пережитое.
– Послушай, – сказал Чарли (они уже перешли на «ты»), – этот Нью-Йорк такая же дыра, как любая другая. Деревня, больше ничего.
– Гринвич-виллидж,
[9]
– уточнил Эл Джонсон.
Они заказали еще несколько стаканчиков за добрые старые времена, когда они куролесили в «Маленькой Венгрии». Теперь им больше не сиделось за столиком, и они подошли к стойке. Там на высоких стульях восседали двое бледных молодых людей и довольно упитанная девушка с пушистыми волосами, в блузке с болгарской вышивкой. Они оказались старинными приятелями Эла Джонсона.
– Опытный журналист, – поучительно говорил он, – никогда не забывает лиц… или имен.
Повернувшись к Чарли, он сказал:
– Полковник, прошу познакомиться с моими друзьями… полковник… э… э…
Чарли, положив руку ему на плечо, хотел было напомнить, сказать «Андерсон», но Эл, его новый приятель, уже выпалил:
– Чарлз Эдвард Холден, прошу познакомиться с моими друзьями из мира искусства…
Теперь Чарли не мог вставить ни слова. Оба молодых человека начали оживленно рассказывать ему о пьесе, которую они только что смотрели в театре «Вашингтон-сквер плейерс». У девушки он отметил ее вздернутый носик и голубые глаза с темными кругами под ними. Она пристально вглядывалась в него, когда он пожимал ей руку.
– Не может быть… Ах, как я хотела познакомиться с вами, мистер Холден. Я постоянно читаю ваши статьи.
– Но я на самом деле не… – хотел он было возразить.
– На самом деле не полковник, – перебила девушка.
– Нет, полковник, но только на сегодняшнюю ночь, – вмешался Эл и, помахав бармену, заказал еще виски.
– Ах, мистер Холден, – продолжала стоять на своем девушка, опрокинув стаканчик, как заправский солдат, – ну разве не чудесно? Вот так неожиданно встретиться! Ну а теперь, мистер Холден, выкладывайте мне все по порядку, прошу вас.
– Лучше называйте меня Чарли.
– А меня зовут Бобби… называйте меня Бобби, хорошо?
– Идет! – отозвался Чарли.
Она уволокла его на несколько шагов от стойки.
– Боже, как они мне надоели… Они оба славные ребята, но постоянно говорят только об одном – как Филипп глотает йод, потому что Эдварде его больше не любит. Но к черту личности, я их просто ненавижу. Ну а вы? Мне ужасно хочется поговорить, а вам? Я просто ненавижу людей, не умеющих делать дело. Я имею в виду все эти книжки, треп о нынешнем состоянии мира и все такое прочее. А вы?
– Целиком согласен с вами, – ответил Чарли.
Теперь они стояли в самом конце стойки. Эл Джонсон, кажется, уже нашел себе других очень дорогих ему друзей, с которыми можно было выпить за старые добрые времена.
Девушка дернула Чарли за рукав.
– Послушайте, нельзя ли найти где-нибудь место поспокойнее, чтобы там поговорить? Здесь меня все сбивает с толку, я не слышу даже, о чем говорю.
– Может, вы знаете, где можно потанцевать? – спросил Чарли.
Девушка уверенно кивнула.
На улице она взяла его за руку. Холодный, порывистый ветер уже улетел дальше, на север.
– Может, побежим вприпрыжку? – предложила вдруг она. – Или вам такого не позволяет чувство собственного достоинства, мистер Холден?
– Лучше называй меня Чарли!
Они пошли на восточную сторону по улице, на которой было полно подвальчиков и маленьких итальянских магазинчиков. Остановились у какой-то двери, ведущей в подвал. Девушка позвонила. Ожидая, когда им откроют, она положила свою руку ему на локоть.
– У меня есть немного денег… пусть это будет моя вечеринка.
– Нет, мне это не нравится.
– Ладно. В таком случае мы заплатим за все поровну. Я верю в сексуальное равноправие людей, а вы? – Чарли, наклонившись, поцеловал ее. – Ах, какой чудесный для меня вечерок! Вы самая приятная знаменитость из всех, с кем я встречалась… Большинство из них ужасно ограниченные люди, не находите? Они не знают, что такое радость жизни во французском понимании.
– Но я, – снова начал было Чарли, заикаясь, – я не…
Но в это мгновение дверь отворилась.
– Хэлло, Джимми! – поздоровалась его спутница с молодым человеком в коричневом костюме. – Познакомься с моим ухажером. Разрешите вас представить… Мистер Грэди… Мистер Холден…
Глаза у молодого удивленно вспыхнули. «Но это не Чарлз Эдвард…»
Девушка возбужденно тряхнула головой, и большая прядь волос упала на лоб, закрыв ей один глаз.
