Он, грубо схватив ее, прижал к себе. Она его оттолкнула.
– Больших денег, дорогой, стою не я, а вот это платье… А теперь ступай домой, будь паинькой. По-моему, ты на самом деле устал.
На улице, садясь в машину, он увидел, что снег проник даже на сиденье в салоне. Мотор капризничал, не заводился. Как он ни бился, ничего не выходило. Он позвонил в заводской гараж – пусть кого-нибудь пришлют, машина не заводится, чтоб она лопнула! Так как он уже стоял в телефонной будке, то мог позвонить миссис Дарлинг.
– Какой отвратительный вечер, дорогуша… Ну, для такого человека, как мистер Чарли, можно что-нибудь придумать, хотя, конечно, нужно предупреждать заранее, к тому же конец недели… Ну да ладно… через час.
Чарли разгуливал взад и вперед перед домом, ожидая, когда приедут из гаража. Бушующий внутри гнев не унимался. Какая-то желчная раздражительность. Наконец приехали заводские ребята, завели его автомобиль. Он велел механику отогнать машину в гараж. Потом направился к знакомому заведению.
На улицах пусто. Хлопья сухого снега летели со свистом ему в лицо. Он спустился по лестнице в подвал. В баре было полно народу. Мужчины и полуобнаженные девушки что-то мычали, уже нетвердо стоя на ногах. Как Чарли сейчас хотелось свернуть им всем шеи! Опрокинув подряд четыре стаканчика виски, он направился к миссис Дарлинг. Поднимаясь в лифте, почувствовал, что охмелел. Он дал мальчишке-лифтеру целый доллар и краем глаза заметил, с какой счастливой улыбкой тот запихивал бумажку в карман. Войдя в квартиру, он радостно завопил, приветствуя хозяйку.
– Что вы, мистер Чарли, – упрекнула его цветная девушка в накрахмаленной наколке и фартучке, открывшая ему двери, – вы же знаете, что миссис не любит шума… а вы всегда были таким вежливым молодым джентльменом.
– Привет, дорогая. – Он едва взглянул на девушку. – Погаси свет, – приказал он ей. – И запомни: тебя зовут Дорис. Ступай в ванную комнату, разденься и не забудь наложить на губы как можно больше помады, жирный слой, поняла?
Выключив свет в комнате, он нетерпеливо срывал с себя одежду. В темноте из пальцев выскальзывали пуговички рубашки. Схватив ее обеими руками, он разорвал все петли на ней.
– Ну иди же ко мне, черт бы тебя побрал! Я люблю тебя, тебя, Дорис, сучка ты такая.
Девушка, стоя перед ним, вся дрожала. Когда он, грубо схватив ее, привлек к себе, она расплакалась.
Пришлось ей немного налить, чтобы взбодрить, и он снова завелся…
На следующее утро он проснулся поздно, чувствуя себя так отвратительно, что не было никаких сил идти на завод. Никуда он не пойдет! Сейчас хотелось только одного – поскорее напиться.
Весь день он проторчал в задрапированной гостиной миссис Дарлинг, накачиваясь джином и горькой настойкой, от которой у него саднило в горле. Днем пришла миссис Дарлинг, они с ней раскинули вдвоем пасьянс, а она ему долго рассказывала, как один оперный певец разбил ей всю жизнь. Она хотела, чтобы он поскорее вышел из штопора и наливала ему только пиво. Вечером он попросил ее позвать ту же девицу. Когда та приехала, он попытался объяснить ей, что не сумасшедший. Проснулся он один в постели, совершенно трезвый, но все равно было противно и муторно.
Когда он вернулся домой в воскресное утро, чета Эскью завтракала. Их маленькие девочки, лежа на полу, разглядывали юмористические журнальчики. Повсюду на стульях валялись свежие газеты.
Джо сидел за столом в халате с сигарой в зубах.
– В самый раз к чашечке свежего кофе, – с иронией в голосе сказал он.
– Да, что-то твой обед сильно затянулся, – съехидничала, хихикнув, Грейс.
– Да вот ввязался в игру в покер, – проворчал Чарли.
Он сел, полы его пальто разъехались, и все увидели его разорванную рубашку.
– Ничего себе игра в покер! – сказал Джо.
– Все было просто отвратительно, – пожаловался он. – Пойду хоть рожу умою.
Вскоре он вернулся, уже в халате и шлепанцах, и теперь ему явно было лучше.
Грейс принесла ему сельской колбасы и теплого кукурузного хлеба.
– Ну, мне приходилось слышать о вечеринках на Парк-авеню, но ни одна из них, по-моему, не продолжалась двое суток.
– Ах, оставь меня в покое, Грейс, прошу тебя! – взмолился Чарли.
– Послушай, Чарли, ты не читал вчера вечером статью в финансовом разделе «Ивнинг пост», в которой предсказывается определенный бум с акциями самолетостроительных компаний?
– Нет… но у меня был разговор с Нэтом Бентоном, ты знаешь, он брокер, я тебе о нем говорил, друг Олли Тейлора… Ну так вот, он сказал…
Грейс встала.
– Послушайте, если вы в воскресное утро снова заведете разговор о своих профессиональных делах, я уйду.
Джо, мягко взяв жену за руку, снова усадил ее на стул.
– Ну позволь мне сказать кое-что, и после мы с ним заткнемся… Я рассчитываю, что мы не попадем в руки биржевых дельцов по крайней мере еще лет пять. Приходится только сожалеть, что такие сведения просочились. Мне очень хотелось бы доверять Мерритту и его людям так же, как самим себе.
– Давай поговорим об этом позже, – попросил Чарли.
Джо протянул ему сигару.
– Ладно, Грейси, – примирительно обратился он к жене. – Может, поставим парочку пластинок на проигрыватель?
Всю зиму Чарли собирался взять Дорис с собой в Вашингтон, когда он полетит туда на одном из образцов своего самолета, чтобы похвастаться достижениями перед экспертами военного ведомства, но, к сожалению, за неделю до этого она с матерью отправилась на пароходе в Европу. Поэтому, когда ему в один весенний вечерок нечего было делать, он позвонил Джонсонам. Он как-то зимой столкнулся с Полом в метро, и тот с обидой в голосе спросил его, почему это он к ним больше не заглядывает. Чарли честно признался, что все это время пропадал на заводе, оттуда нельзя было и носа высунуть, и так несколько месяцев кряду. Теперь было забавно позвонить, послушать, как звонит телефон в их квартире, услыхать в трубке соблазнительный, как всегда немного язвительный голосок Эвелин.
– Как здорово, что позвонил! Приезжай немедленно, останешься к ужину, у нас будет столько любопытных людей, – сказала она ему.
Дверь открыл Пол. У него теперь было такое упитанное лицо, прежде Чарли этого не замечал.
– Добро пожаловать, бродяга! – приветствовал он его подчеркнуто бодрым тоном, и, шлепнув пару раз по спине, проводил в комнату, где было полно народу. Молодые красивые девушки, молодые люди любых габаритов, на любой вкус, подносы с закуской на крекерах, высокие стаканы для коктейлей, густой сигаретный дым. Все одновременно громко разговаривали, и в комнате стоял такой гул, как на заводе со множеством запущенных станков.
В глубине комнаты Эвелин, такая высокая, бледная, и как всегда красивая, сидела на мраморной крышке стола рядом с невысоким длинноносым желтолицым мужчиной с мешками под глазами.
