– Откуда ты знаешь? Разведка донесла? – засмеялся он.
– Ну, разведка – это то, чем мы все здесь занимаемся – ответил Нэт. – Послушай, Чарли, здесь у нас внизу есть бассейн… Я решил немного понырять тут, может, приедешь?… Я не могу сообщить тебе обо всех деталях по телефону. Но сегодня днем я тебе написал.
– У меня нет денег.
– Выставь на продажу акции, тысяч на десять. Они недолго проторчат на рынке.
– Ладно, – сказал Чарли. – Была не была… В этом году мне везет.
Завод на самом деле был очень большой. Чарли приехал туда на своем новом «бьюике», который он купил тут же, как только вышел из здания биржи утром следующего дня. Дилеру, оказывается, все о нем было известно, и он даже не взял с него гарантийный залог.
– Для нас большая честь иметь ваш счет, мистер Андерсон, – сказал он ему напоследок.
Старик Бледсоу, казалось, уже ждал его. Он повел его на экскурсию. Все цеха были залиты солнечным светом, проникающим через остекленную крышу. Ни одного конвейера. У каждой машины – свой двигатель.
– Фаррел считает меня старым занудой, говорит, что я лезу не в свое дело, и только потому, что постоянно не разглагольствую о больших деньгах, но если вы найдете где-нибудь более современный завод, чем вот этот, то я готов сожрать любую проклятую динамо-машину, черт бы меня побрал!
– Черт возьми! Мне казалось, что у нас там, в Лонг-Айленд-Сити, все довольно прилично… Но все, что я увидел здесь, оставляет голландцев далеко позади.
Так и должно быть, – проворчал довольный Бледсоу.
Наконец он представил Чарли инженерам и провел его в свой кабинет, располагавшийся сразу за конструкторским бюро. Закрыв за собой стеклянную дверь, они сели за стол напротив друг друга. Серебристый свет освещал комнату через тонированный стеклянный потолок.
Бледсоу протянул ему дешевую тонкую сигару.
– Никогда не курили таких? Попробуйте! Они проясняют голову.
Чарли признался, что как-то раз пробовал этот сорт. Они закурили, и Бледсоу живо заговорил, торопливо выпуская изо рта клубы едкого синеватого дыма.
– Теперь послушайте меня, Андерсон. Насколько я понимаю, вы приехали к нам работать, а не надувать всех с помощью ваших говнистых акций… Я знаю, что вы герой войны и все такое прочее и что вас будут использовать для показухи, но все же мне кажется, что у вас есть кое-что в голове… Я говорю об этом сейчас, и говорю только раз, больше повторять никогда не буду. Если вы намерены работать с нами, то работайте, если нет, то лучше ошивайтесь у конторы вашего брокера, так будет лучше.
– О чем это вы, мистер Бледсоу? Сейчас мне представился такой шанс, о котором я давно мечтал, – заикаясь, начал Чарли. – Черт подери, ведь я механик, и этим все сказано. Знаю это дело как свои пять пальцев.
– Ну, надеюсь… Если вы на самом деле такой, каким хотите предстать передо мной, а не мерзкий торговец акциями, то вам должно быть известно, что наш двигатель ни к черту не годится, а самолеты, на которые мы его ставим, тоже ни к черту не годятся. Мы лет на десять отстали в самолетостроении от остального мира, и нам нужно сейчас всех догонять. Если у нас будет достойная разработка, то мы станем производить такие летательные аппараты, что всех заткнем за пояс. А теперь я вам советую поехать домой напиться или пойти по бабам, это как угодно, то есть заняться тем, чем обычно занимаемся мы, когда думаем и переживаем о своем деле.
– С этим я давно завязал, – признался Чарли. – Этого добра немало и в Нью-Йорке.
Бледсоу порывисто встал, стряхивая пепел сигары на свой жилет из шерсти альпаки.
– Ну, в таком случае, женитесь.
– Я уже думал об этом… но все никак не могу придумать второго имени, чтобы вписать его в свидетельство о браке, – засмеялся Чарли.
Бледсоу улыбнулся.
– Вы разрабатываете для меня надежный шестнадцатицилиндровый авиационный двигатель с воздушным охлаждением, а я заставлю мою девочку представить вас всем самым красивым девушкам города Детройта. Она их всех знает… А если вы ищете богатую невесту, то должен вам сказать: у всех у них денег куры не клюют.
Зазвонил телефон. Бледсоу ответил, выругался сквозь зубы и тяжелыми грузными шагами вышел из кабинета.
В полдень приехал Фаррел, чтобы отвезти Чарли на ланч.
– Ну что, наслушались всякой всячины от старика Бледсоу? – спросил он. Чарли кивнул. – Послушай, только не позволяй ему влезать тебе в душу. Его лай опаснее укуса. Его, конечно, здесь никогда не было бы, не будь он лучшим заводским менеджером страны.
На танцах в Кантри-клаб, куда привезли его Фаррел с женой, худой стареющей блондинкой, изможденной, озлобленной, увешанной бриллиантами, Чарли познакомился с Энн, дочерью старика Бледсоу, широкоплечей девушкой в розовом платье с большим ртом и чувственными губами. Она ему приятно улыбнулась, крепко, по-мужски, пожав руку. Они с ней танцевали под мелодию «Эта девушка, о которой забывают мужчины», и она без умолку тарахтела о том, как она сходит с ума по полетам и что ей осталось налетать совсем немного до получения лицензии пилота. Чарли ответил, что готов ее взять с собой в поле в любое время, если только она не настолько привередлива, чтобы не захотеть летать на «кертис-робине». Она сказала, что если он дает обещание, то следует его выполнять, сама она всегда именно так и поступает. Потом они поговорили о гольфе, и он не проговорился, что никогда в жизни не был в гольф-клубе.
За ужином она сидела за круглым столом под японским фонариком рядом с каким-то бледным молодым человеком, который, как потом выяснилось, оказался ее братом Гэрри, и с девушкой с прекрасными пепельными волосами и с милым алабамским акцентом. Ее звали Глэдис Уэтли. Кажется, она была обручена с Гэрри Бледсоу, или их связывали какие-то иные отношения, но Гэрри все время подливал из своей серебряной фляжки джин в ее стакан с фруктовым пуншем, интимно называя ее Глэд. Вся их компания была моложе его, Чарли, но они Ужасно суетились из-за него и все время повторяли: какой отвратительный город, этот забытый Богом Детройт.
Стоило Чарли выпить немного джина, как его потянула на военные истории, что произошло с ним впервые в жизни.
Он довез Энн до дому. Им навстречу вышел старик Бледсоу с «Инженерным журналом» в руке.
– Вижу, вы уже познакомились, не так ли? – сказал он.
– Да, мы с ним уже добрые друзья, папочка, – возбужденно подтвердила слова отца Энн. – Чарли будет меня учить летать на самолете.
– Ладно, лучше идите домой и думайте о двигателе, – недовольно проворчал он, захлопывая дверь перед носом Чарли.
Этим летом все вокруг считали, что Чарли с Энн помолвлены. Когда на заводе не было запарки, он отлучался часа на полтора-два на аэродром, чтобы дать ей возможность полетать и накопить нужное количество необходимых часов налета. А по воскресеньям они играли в гольф. Обычно по воскресеньям Чарли вставал пораньше и отправлялся брать уроки этой игры у одного профессионала в Саннисайд-клаб, где он никого не знал. В субботу по вечерам они часто обедали в доме Бледсоунов, а потом шли на танцы в Кантри-клаб. С ними всегда были рядом Глэдис Уэтли и Гэрри, и все ребята помоложе считали их неразлучной четверкой. Казалось, старику Бледсоу нравится, что Чарли приглянулись его дети, и он стал относиться к нему как к члену семьи. Чарли на самом деле был счастлив, и ему нравилась работа. После многих лет, проведенных в Нью-Йорке, здесь, в Детройте, он чувствовал себя как дома.
