– Не говори ничего, – прошептал Джо, крутя пальцем у лба. – Он сумасшедший.
У Скинни забегали по спине мурашки, его губы похолодели, ему захотелось бежать.
– Это ветчина? – спросил вдруг незнакомец мурлыкающим, благосклонным голосом.
– Да, – сказал Джо после паузы дрожащим голосом.
– Разве вы не знаете, что Господь Бог запрещает своим чадам есть мясо свиньи?
Голос его перешел в певучее бормотание и крик.
– Гавриил, брат Гавриил!.. Можно ли этим детям есть ветчину?… Можно… Архангел Гавриил – он, знаете ли, мой близкий друг – говорит, что один раз можно, если это больше не повторится… Осторожнее, братья, она у вас подгорит.
Скинни встал.
– Садись, брат, я тебя не трону. Я понимаю детей. Мы любим детей – я и Господь Бог… Небось боитесь меня, потому что я похож на бродягу?… Ладно, сейчас я вам кое-что объясню: никогда не бойтесь бродяг. Бродяги не тронут вас, они – добрые. Господь Бог тоже был бродягой, когда он жил на земле. Мой друг, архангел Гавриил, говорит, что он был бродягой много раз… Посмотрите-ка, у меня есть жареная курица, мне ее дала старая негритянка… Ох, Господи! – Он кряхтя опустился на камень рядом с мальчиками.
– Мы хотели играть в индейцев, а мне теперь захотелось играть в бродяг, – осмелел Джо.
Бродяга вынул пакет из кармана своей позеленевшей от непогоды куртки и начал осторожно разворачивать его. Поджариваемая ветчина издавала приятный запах. Скинни снова сел, стараясь все же держаться как можно дальше от бродяги и не спускать с него глаз. Бродяга разрезал курицу, и они начали есть все вместе.
– Гавриил, дружище, взгляни-ка сюда! – Бродяга орал так громко, что мальчики опять испугались.
Становилось темно. Бродяга кричал с полным ртом, тыча барабанной палочкой в мерцающие шахматные доски света на Риверсайд-драйв.
– Присядь-ка на минуточку и погляди, Гавриил… Погляди на старую суку, прости за выражение. Страхование от землетрясения, черта с два оно им поможет, а?… Вы знаете, ребята, сколько времени понадобилось Богу, чтобы разрушить Вавилонскую башню? Семь минут… А вы знаете, сколько времени понадобилось Господу Богу, чтобы разрушить Вавилон и Ниневию? Семь минут… В любом нью-йоркском квартале больше грешников, чем было на одной квадратной миле в Ниневии, а сколько времени, думаете вы, понадобится Господу Богу Саваофу, чтобы разрушить Нью-Йорк, Бруклин и Бронкс? Семь секунд… Скажите-ка, ребята, как вас зовут? – Он снова замурлыкал и ткнул в Джо своей палочкой.
– Джозеф Камерон Паркер.
– А тебя как?
– Антонино Камероне… А называют меня Скинни. Джо – мой двоюродный брат. Его родители переменили фамилию на Паркер.
– Перемена фамилии не приносит счастья… Скрывающие свое имя занесены в книгу Страшного суда… Истинно говорю вам – близок день суда Господня… Не далее как вчера Гавриил сказал мне: «Ну что, Иона, начнем, пожалуй?» А я ему говорю: «Гавриил, старина, подумай о женщинах, детях, грудных младенцах – они же ни в чем не повинны. Если ты нашлешь на город землетрясение, серный огонь и каменный дождь с неба, то они все помрут вместе с богачами и грешниками». А он мне в ответ: «Ну ладно, Иона, старый коняга, пусть будет по-твоему. Мы подождем еще неделю, две…» А все-таки, ребята, страшно представить себе это: серный огонь, каменный дождь, землетрясение, потоп, падающие дома…
Джо вдруг хлопнул Скинни по спине.
– Пятнашка! – крикнул он и побежал.
Скинни помчался за ним по узкой тропинке между кустами, спотыкаясь. Он догнал его на асфальтовой дорожке.
– Ей-богу, он сумасшедший! – крикнул он.
– Тише ты, – зашептал Джо.
Он посмотрел сквозь кусты. Еще виден был дым, поднимавшийся над их маленьким костром. Бродяги не было видно. Они только слышали его голос:
– Гавриил, Гавриил…
Они бежали, задыхаясь, по направлению к спасительным, аккуратно расставленным уличным фонарям.
Джимми Херф обошел грузовик. Крыло автомобиля чуть задело подол его дождевика. Он постоял несколько секунд у станции воздушной дороги, пока не растаяли льдинки в его хребте. Вдруг рядом с ним распахнулась дверца лимузина, и он услышал знакомый голос.
– Садитесь, мистер Эрф… Куда прикажете подвести вас?
Машинально садясь, он заметил, что автомобиль – «роллс-ройс».
Полный мужчина с красным лицом, в котелке, был Конго.
– Садитесь, мистер Эрф… Очень рад вас видеть. Куда вы направляетесь?
– По правде сказать, никуда.
– Заедемте ко мне, я вам кое-что покажу. Как поживаете?
– Прекрасно… То есть нет, я хотел сказать, что я живу отвратительно, но это все равно.
– А я завтра, наверное, сяду в тюрьму… на шесть месяцев… А может быть, и нет.
Конго рассмеялся горловым смехом и осторожно выпрямил свою искусственную ногу.
– Стало быть, вас в конце концов таки пристукнули, Конго?
– Тут был целый заговор… Только не зовите меня больше Конго Джек, мистер Эрф. Зовите меня Арманом. Я женат… Арман Дюваль, Парк-авеню.
– Значит, вы больше не маркиз де Куломье?
– Это только для дел.
– А дела у вас, как видно, хороши?
Конго кивнул.
– Если я попаду в тюрьму – чего, я надеюсь, не будет, – то я через полгода выйду миллионером… Мистер Эрф, если вам нужны деньги, скажите мне только одно слово… Я могу вам одолжить тысячу долларов. Можете вернуть их хоть через пять лет. Я вас знаю.
– Спасибо, мне не нужны деньги. Не в них дело… Ну их к черту!
– Как поживает ваша жена?… Она удивительно красивая женщина.
– Мы разводимся… Она подала заявление сегодня утром… Только развод и задерживает меня в этом проклятом городе.
Конго закусил губы. Потом он нежно погладил Джимми указательным пальцем по колену.
– Мы сейчас приедем ко мне… Я угощу вас замечательным вином… Да, подождите, – сказал Конго шоферу.
Опираясь на палку с золотым набалдашником и важно хромая, он вошел в разноцветный мраморный вестибюль. В лифте он сказал:
– Может быть, останетесь к обеду?
– К сожалению, сегодня не могу. Кон… Арман.
– У меня прекрасный повар… Когда я впервые приехал в Нью-Йорк около двадцати лет тому назад, на пароходе был один парнишка… Вот моя дверь. Видите – А. Д., Арман Дюваль… Мы с ним вместе сбежали с парохода, и он всегда говорил мне: «Арман, ты никогда ничего не добьешься, ты слишком ленив и слишком много бегаешь за девочками». Теперь он у меня поваром… Первоклассный повар, cordon bleu, eh?…
[211]
Жизнь – смешная штука, мистер Эрф.
