– Польем Соломона Леви из кишки!
– Заткнитесь! Не орите так громко.
– Они просто шутят. Они ему не сделают больно, – шепнул Скинни.
Гарриса потащили к пруду. Он брыкался и вырывался; его опрокинутое лицо было бледно и мокро от слез.
– Он вовсе не еврей, – сказал Скинни. – А вот Жирный Свенсон – еврей.
– Откуда ты знаешь?
– Мне сказал его товарищ по спальне.
– Смотри, что они делают.
Мальчишки разбегались во все стороны. Маленький Гаррис карабкался на берег; волосы его были полны ила, из рукавов текла вода.
Подали горячий шоколад с мороженым.
– Ирландец и шотландец шли по улице. Ирландец говорит шотландцу: «Сэнди, пойдем выпьем…»
Продолжительный звонок у входной двери отвлек внимание от рассказа дяди Джеффа. Горничная-негритянка поспешно вошла в столовую и что-то зашептала на ухо тете Эмили.
– А шотландец отвечает: «Майк…» Что случилось?
– Мистер Джо, сэр.
– Ах, черт!
– Надеюсь, он ведет себя прилично? – тревожно спросила тетя Эмили.
– Немножко навеселе, сударыня.
– Сарра, на кой черт вы его впустили?
– Я не впускала его, он сам вошел.
Дядя Джефф оттолкнул тарелку и хлопнул салфеткой по столу.
– Черт! Я пойду поговорю с ним.
– Заставь его уйти… – начала тетя Эмили и вдруг остановилась с открытым ртом.
Между портьерами, висевшими в широком проходе, который вел в смежную комнату, просунулась голова с тонким, крючковатым носом и массой прямых черных, точно у индейца, волос. Один глаз с красными веками подмигивал.
– Хелло!.. Как поживаете? Можно войти? – раздался хриплый голос, и высокая, костлявая фигура высунулась из-за портьер вслед за головой.
Губы тети Эмили сложились в ледяную улыбку.
– Эмили, вы должны… гм… э… извинить меня… Я чувствую, что вечер… гм… проведенный за семейным столом… гм… будет… э-э… гм… вы понимаете… иметь… э-э… благотворное влияние… Понимаете – благотворное влияние семьи… – Он стоял, качая головой, за стулом дяди Джеффа. – Ну, Джефферсон, старина, как делишки? – Он хлопнул дядю Джеффа по плечу.
– Ничего. Садитесь, – проворчал он.
– Говорят… если хотите послушаться старого ветерана… э… бывшего маклера… ха-ха… говорят, стоит присмотреться к «Интербороу Рапид Транзит»… Не смотрите на меня так косо, Эмили… Я сейчас уйду… Как поживаете, мистер Вилкинсон?… Дети выглядят хорошо. А это кто? Я не я, если это не мальчишка Лили Херф!.. Джимми, ты не помнишь твоего… гм… кузена Джо Харленда? Помнишь?… Никто не помнит Джо Харленда… кроме вас, Эмили… Но и вы хотите забыть его… ха-ха… Как поживает твоя мать, Джимми?
– Ей немного лучше, спасибо. – Джимми с трудом выговорил эти слова.
– Ну, когда ты пойдешь домой, засвидетельствуй ей мое почтение. Она поймет… Мы с Лили всегда были друзьями, несмотря на то, что я пугало всего семейства… Они не любят меня, они хотят, чтобы я ушел… Вот что я тебе скажу, мальчик: Лили лучше их всех. Верно, Эмили? Она лучше нас всех.
Тетя Эмили кашлянула.
– Конечно, она самая красивая, самая умная, самая настоящая… Джимми, твоя мать – царица. Она была всегда слишком хороша для всего этого… Честное слово, я бы с удовольствием выпил за ее здоровье.
– Джо, умерьте немножко ваш голос. – Тетя Эмили выстучала эту фразу, точно пишущая машинка.
– Вы думаете, что я пьян?… Запомни, Джимми, – он потянулся через стол, обдавая Джимми запахом винного перегара, – не всегда бываешь в этом виноват… Обстоятельства… э-э… гм… обстоятельства… – Вставая, он опрокинул стакан. – Эмили косо смотрит на меня… Я ухожу… Не забудь передать Лили Херф привет от Джо Харленда. Скажи, что он ее будет любить до могилы.
Он нырнул за портьеры.
– Джефф, я боюсь, что он уронит севрские вазы. Последи, чтобы он благополучно вышел, и возьми для него кэб.
Джеймс и Мази хихикали, прикрываясь салфетками. Дядя Джефф побагровел.
– Будь я проклят, если я посажу его в кэб! Он мне не кузен. В тюрьму его следовало бы посадить! Когда ты увидишь его, Эмили, передай ему от моего имени, что если он еще раз придет к нам в таком виде, то я вышвырну его вон.
– Джефферсон, дорогой, не стоит огорчаться, ничего ведь не случилось, он ушел…
– Ничего? Подумай о детях. Предположи, что вместо мистера Вилкинсона здесь был бы чужой человек. Что бы он подумал про наш дом?
– Не беспокойтесь, – проскрипел мистер Вилкинсон, – это случается в приличных домах.
– Бедный Джо… Он такой славный малый, когда он в нормальном состоянии, – сказала тетя Эмили. – И подумать только, что несколько лет тому назад Харленд держал всю фондовую биржу в кулаке. Газеты называли его королем биржи. Помните?
– Это было до истории с Лотти Смизерс…
– Ну, дети, идите к себе, поиграйте, а мы будем пить кофе, – прощебетала тетя Эмили. – Им давно пора уйти.
– Ты умеешь играть в «пятьсот», Джимми? – спросила Мэзи.
– Нет.
– Как тебе нравится, Джеймс? Он не умеет играть в «пятьсот».
– Это игра для девочек, – надменно сказал Джеймс. – Я только ради тебя играю в «пятьсот».
– Подумаешь, какой важный!
– Давайте играть в зверей.
– Но нас всего трое. Втроем скучно.
– А в последний раз ты сам смеялся так, что мама велела нам прекратить игру…
– Мама велела прекратить игру, потому что ты ударила маленького Билла Шмутца и он заплакал.
– А что если мы сойдем вниз и посмотрим на поезда? – предложил Джимми.
– Нам вечером не разрешают сходить вниз, – строго сказала Мэзи.
– Давайте играть в биржу. У меня на миллион долларов бумаг для продажи, Мэзи будет играть на повышение, а Джимми – на понижение.
– Хорошо. А что мы должны делать?
– Бегайте, громче кричите… Ну, я начинаю продавать.
– Прекрасно, господин маклер, я покупаю всю партию по пяти центов за штуку.
– Нет, ты неправильно говоришь… Говори: девяносто шесть с половиной или что-нибудь в этом роде.
– Я даю пять миллионов! – закричала Мэзи, размахивая пресс-папье с письменного стола.
– Сумасшедшая, они стоят только один миллион! – заорал Джимми.
Мэзи остановилась как вкопанная.
– Что ты сказал, Джимми?
Джимми почувствовал, как жгучий стыд пронизал его; он опустил глаза.
– Я сказал, что ты сумасшедшая.
– Разве ты никогда не был в воскресной школе? Разве ты не знаешь, что в Библии сказано: «Если ты назовешь своего ближнего сумасшедшим, то попадешь в геенну огненную»?
