– А почему бы нам не поехать на Кони-Айленд? Я никогда там не была.
– Там много простонародья… Но все-таки поехать можно. Поедем! Я вызову мой автомобиль.
Эллен сидит одна и смотрит в свою чашку. Она кладет кусочек сахара на ложку, обмакивает его в кофе, кладет в рот и медленно растирает кристаллики сахара языком о нёбо. Оркестр играет танго.
Луч солнца, пробившись в контору из-под закрытых ставен, прорезал яркой полосой сигарный дым.
– Все очень просто, – цедил Джордж Болдуин. – Гэс, мы легко справимся с этим делом.
Гэс Мак-Нийл, с воловьей шеей, с багровым лицом и тяжелой часовой цепочкой, ползущей по жилету, сидел в кресле, молча кивая головой и посасывая сигару.
При таком положении вещей никакой суд не поддержит подобного иска. Этот иск, по-моему, – чистейшая политика со стороны судьи Коннора. Но есть тут некоторые обстоятельства…
– Вы уже говорили… Послушайте, Джордж, я предоставляю все это темное дело вам. Вы вытянули меня из истсайдского болота, и мне кажется, что вы вытянете меня и теперь.
– Но, Гэс, в том деле вы все время действовали в пределах закона. Если бы это было не так, то я, конечно, не взялся бы за него, даже ради такого старого друга, как вы.
– Вы знаете меня, Джордж… Я никогда никого не оставлял в беде и не хочу, чтобы меня покидали друзья. – Гэс тяжело поднялся на ноги и стал ходить по кабинету, прихрамывая и опираясь на палку с золотым набалдашником. – Коннор – сукин сын! Вы не поверите, но он был порядочный малый до тех пор, пока не попал в Олбени.
[139]
– Я построю мою защиту на том, что ваше поведение в этом деле все время намеренно извращалось. Коннор использовал свое званье судьи ради политических целей.
– Господи, как бы мне хотелось подцепить его наконец! А я-то думал, что он порядочный человек; да он и был порядочным человеком, пока не выдвинулся и не спутался с этими вшивыми республиканцами. Много приличных людей погибло в Олбени.
Болдуин отошел от плоского стола красного дерева и положил руку на плечо Гэса.
– Не теряйте сна из-за этого.
– Я чувствовал бы себя прекрасно, если бы не интербороуские бумаги.
– Какие бумаги? Кто их видел?… Ну-ка, позовем того парня, Джо… И вот еще что, Гэс. Ради Бога, держите язык за зубами… Если какой-нибудь репортер или вообще кто-нибудь сунется к вам, скажите, что вы ездили на Бермуды… У нас будет достаточно гласности, когда нам понадобится. А теперь мы как раз должны держать газеты в полном неведении, а то за вами будут стаями бегать реформисты.
– А разве вы сами не связаны с реформистами? Вы можете сговориться с ними.
– Гэс, я адвокат, а не политический деятель… Я вообще не впутываюсь в эти дела. Они меня не интересуют.
Болдуин нажал ладонью стоячий звонок. Черноволосая молодая женщина со смуглым лицом и тяжелыми мрачными глазами вошла в комнату.
– Здравствуйте, мистер Мак-Нийл.
– Как вы чудно выглядите, мисс Левицкая!
– Эмили, пришлите того молодого парня, что ждет мистера Мак-Нийла.
Джо О'Киф вошел, слегка волоча ноги, держа в руках соломенную шляпу.
– Здравствуйте, сэр.
– Джо, что сказал Мак-Карзи?
– Союз домовладельцев и подрядчиков решил в понедельник объявить локаут.
– А как ваш союз?
– У нас полная касса денег. Мы будем бороться.
Болдуин сел на край стола.
– Я бы хотел знать, как относится ко всему этому мэр Митчел?
– Шайка реформистов, как всегда, толчет воду в ступе, – сказал Гэс, озлобленно покусывая сигару. – Когда же будет оглашено решение?
– В субботу.
– Прекрасно. Продолжайте держать с нами связь, Джо.
– Хорошо, сэр.
– Да, пожалуйста, не вызывайте меня по телефону. Это неудобно. Видите ли, это не моя контора. Могут подключиться к телефону. Эти молодцы ни перед чем не остановятся. Ну, мы еще увидимся, Джо.
Джо поклонился и вышел. Болдуин нахмурился и повернулся к Гэсу.
– Гэс, я не знаю, что я буду делать, если вы не бросите возиться с рабочим движением. Прирожденный политик, как вы, должен иметь больше здравого смысла. Так вы далеко не уйдете.
– Но весь город ополчился на нас.
– Я знаю множество людей в городе, которые и не подумали ополчаться. Но, слава Богу, это меня не касается. Дело с акциями в порядке, но если вы ввяжетесь еще и в забастовку, то я откажусь от вашего дела. Фирма не может отвечать за такие дела! – прошептал он яростно; потом сказал громко, обычным голосом: – Как поживает ваша жена, Гэс?
Снаружи в сияющем мраморном вестибюле Джо О'Киф в ожидании лифта насвистывал веселую песенку. «Славненькую он завел себе секретаршу, однако!» Он перестал свистеть и медленно выпустил изо рта набранный воздух. В лифте он поздоровался с лупоглазым человеком в клетчатом костюме.
– Хелло, Бэк!
– Ну как, были в отпуску?
Джо стоял, расставив ноги и заложив руки в карманы брюк. Он покачивал головой.
– Нет, еду в субботу.
– А я намерен провести несколько дней в Атлантик-Сити.
– Как это вы устраиваетесь?
– Будьте спокойны – у меня башка работает.
Когда О'Киф вышел на улицу, ему пришлось прокладывать себе дорогу в толпе, собравшейся под навесом подъезда. Аспидное небо, проглядывая между высокими домами, заплевывало улицу серебряными монетами. Мужчины спасались бегством, пряча соломенные шляпы под пиджаки. Две девицы соорудили колпаки из газет и надели их на свои летние шляпки. Проходя мимо них, он поймал взглядом синеву их глаз, румянец губ и блеск зубов. Он быстро добежал до угла и вскочил на ходу в трамвай. Дождь продвигался по улице плотной завесой, блестя, кружась, прибивая к мостовой обрывки газет, танцуя серебряными нитями по асфальту, хлеща по окнам, играя бликами на лаке такси и трамваев. На Четырнадцатой улице не было дождя, воздух был душный.
– Странная штука – погода, – сказал старик, стоявший рядом с О'Кифом.
О'Киф что-то промычал.
– Когда я был мальчиком, я раз видел, как на одной стороне улицы молния ударила в дом, а на противоположный тротуар не упало ни одной капли дождя… А один старик выставил в окно томаты и все ждал дождя.
Пересекая Двадцать третью улицу, О'Киф увидел башню на Мэдисон-сквер. Он спрыгнул с трамвая и по инерции пробежал за ним еще несколько шагов. Потом он отвернул воротник и перешел площадь. На скамейке под деревом дремал Джо Харленд. О'Киф шлепнулся рядом с ним.
