В полночь он бродил по Четырнадцатой улице. Ему не хотелось идти домой спать, хотя резкий, холодный ветер рвал острыми ледяными когтями его шею и подбородок. Он пошел по Шестой и седьмой авеню, нашел имя «Рой Шефилд» на дощечке рядом со звонком в слабо освещенном вестибюле, позвонил и взбежал по лестнице. Рой высунул из двери большую кудрявую голову со стеклянно-серыми выпученными глазами.
– Хелло, Джимми, входите. Мы все пьяны в дым!
– Я только что видел драку бутлегеров с бандитами.
– Где?
– У залива Шипсхед.
– Джимми Херф пришел! Он только что дрался с сухими агентами! – крикнул Рой своей жене.
У Алисы были темно-каштановые кукольные волосы и розовато-желтое кукольное лицо. Она подбежала к Джимми и поцеловала его в подбородок.
– Джимми, расскажите нам… Нам ужасно скучно.
– Хелло! – крикнул Джимми.
Он только что заметил Фрэнсис и Боба Гилдебранд на диване в темном углу комнаты. Они подняли свои стаканы, приветствуя его. Джимми усадили в кресло и сунули ему в руку стакан с джином пополам с имбирным пивом.
– Ну, так что же было? Драка? Расскажите все подробно – не станем же мы покупать «Трибуну», – сказал Боб Гилдебранд низким басом.
Джимми отпил большой глоток.
– Я был там с одним человеком – главой всех французских и итальянских бутлегеров. Он чудесный парень, и у него пробковая нога. Он угостил меня прекрасным ужином и настоящим итальянским вином на заброшенном поплавке на берегу залива Шипсхед…
– Кстати, – спросил Рой, – где Елена?
– Не перебивай, Рой, – сказала Алиса. – И вообще никогда не следует спрашивать человека, где его жена.
– Потом там начали вспыхивать разные световые сигналы и прочее подобное, к поплавку причалила моторная лодка, нагруженная шампанским «Мумм» extra dry
[194]
для рождественских праздников. А потом в другой лодке примчались бандиты… Не иначе, как у них был гидроплан, так быстро они прилетели…
– Как это интересно! – проворковала Алиса. – Рой, почему ты не бутлегер?
– Это была драка, какой мне не приходилось видеть и в кино. Шесть-семь человек с каждой стороны лупили друг друга на узенькой пристани, шириной с эту комнату, веслами и свинцовыми трубами.
– Кого-нибудь ранили?
– Всех… Я думаю, два бандита утонули. Во всяком случае, они отступили, предоставив нам подлизывать разлитое шампанское.
– Должно быть, это было ужасно! – воскликнул Гилдебранд.
– А вы что делали? – спросила Алиса, затаив дыхание.
– О, я прыгал кругом, стараясь избежать ударов. Я не знал, кто на чьей стороне. Было темно, мокро, непонятно… В конце концов я вытащил моего друга бутлегера из драки. Ему сломали ногу… деревянную ногу.
Все закричали. Рой снова наполнил стакан Джимми.
– Ах, Джимми, – ворковала Алиса, – вы живете потрясающе интересной жизнью.
Джеймс Меривейл читал только что расшифрованную каблограмму, отчеркивая отдельные слова карандашом. «Тасманское марганцевое о-во» просит открыть кредит…»
Зажужжал настольный телефон.
– Джеймс, говорит твоя мать. Приходи скорее, случилось нечто ужасное.
– Но я не знаю, смогу ли я уйти…
Она уже дала отбой. Меривейл почувствовал, что бледнеет.
– Соедините меня, пожалуйста, с мистером Эспинуол-лом… Мистер Эспинуолл, говорит Меривейл… Моя мать внезапно заболела… Боюсь, что у нее удар. Можно мне сбегать домой на часок? Я вернусь и составлю телеграмму по поводу «Марганцевого общества»…
– Ладно… Соболезную вам, Меривейл.
Он схватил шляпу, пальто, позабыв шарф, выбежал из банка и побежал к станции подземки.
Он влетел в квартиру, едва переводя дух, щелкая пальцами от волнения. Миссис Меривейл с серым лицом встретила его в передней.
– Дорогая, я думал, ты заболела!
– Нет, несчастье случилось с Мэзи…
– Несчастный случай?
– Идем, – сказала миссис Меривейл.
В гостиной сидела маленькая круглолицая женщина в круглой меховой шапочке и длинной ильковой шубе.
[195]
– Дорогой мой, эта женщина говорит, что она – жена Джека Канингхэма и у нее есть брачное свидетельство.
– Не может быть.
Посетительница кивнула с меланхолическим видом.
– А мы уже разослали приглашения! После его последней телеграммы Мэзи заказала приданое.
Женщина развернула длиннейшую бумагу, изукрашенную цветами и купидонами, и передала ее Джеймсу.
– Может быть, оно подложное?
– Оно не подложное, – сладко сказала женщина.
– «Джон К. Канингхэм, 21 года… Джесси Линкольн, 18-ти лет…» – читал он громко. – Я ему череп размозжу, шантажисту! Это действительно его подпись. Я видел ее в банке… Шантажист!
– Джеймс, не волнуйся.
– Я подумала, что лучше сделать это теперь, чем после бракосочетания, – вставила женщина сладким голосом. – Я не хотела допустить Джека до двоеженства, ни за что на свете не хотела.
– Где Мэзи?
– Бедняжка в своей комнате.
Лицо Меривейла побагровело. Пот стекал ему за воротничок.
– Дорогой мой, – сказала миссис Меривейл, – обещай мне, что ты не сделаешь ничего неосмотрительного.
– Да, репутация Мэзи должна быть сохранена любой ценой.
– Дорогой мой, я думаю, самое лучшее, что можно сделать, – это вызвать его сюда и дать ему очную ставку с этой… с этой… дамой… Вы согласны, миссис Канингхэм?
– О да, конечно.
– Подождите минуту! – крикнул Меривейл и побежал в переднюю к телефону. – Ректор двенадцать – триста пять. Алло, попросите, пожалуйста, мистера Джека Канингхэма… Алло… Это контора мистера Канингхэма? Говорит Джеймс Меривейл… Уехал из города?… А когда он вернется?… Хм… – Он вернулся в гостиную. – Проклятый негодяй уехал из города.
– Все время, что я его знала, – заметила дама в круглой шапочке, – он вечно в разъездах.
За широкими окнами конторы – серая, туманная ночь. Там и сям мерцают редкие черточки и звездочки огней. Финеас Блэкхед сидит за письменным столом, откинувшись на спинку кожаного кресла. Он держит в руке обернутый шелковым носовым платком стакан с горячей водой и двууглекислой содой. Денш, лысый и круглый, как бильярдный шар, сидит в глубоком кресле, играя очками в черепаховой оправе. Глубокая тишина; лишь изредка что-то щелкает и стучит в трубах отопления.
– Денш, заранее прошу прощения… Вы знаете, я редко позволяю себе делать замечания касательно чужих дел, – медленно говорит Блэкхед, отпивая из стакана; потом неожиданно выпрямляется в кресле. – Это безумное предложение, Денш, клянусь Богом, безумное! Прямо даже смешно…