– Я хочу сказать, что слишком мало брал от жизни, – сказал он. – Идем!
Они поднялись.
– Берешь то, что жизнь дает, – медленно сказала она. – Это все, выбора нет… Но смотрите – вот поезд в Мальмезон. Мы должны бежать…
Смеясь и задыхаясь, они влезли в поезд и протиснулись на заднюю площадку, где все толкались и шумели. Их тела были придавлены друг к другу окружавшими их мужчинами и женщинами. Эндрюс крепко обнял рукой Жанну за талию и смотрел вниз на бледную щеку, прижатую к его груди. Ее маленькая круглая шляпа из черной соломы с большим красным цветком оказалась как раз под его подбородком.
– Я ничего не вижу, – сказала она, задыхаясь и все еще хихикая.
– Я опишу вам вид, – сказал Эндрюс. – Однако мы сейчас уже переезжаем Сену.
– О, как это должно быть красиво!
Старый господин с остроконечной белой бородой, стоявший около них, благосклонно засмеялся.
– Вы разве не находите Сену красивой? – Жанна задорно подняла на него взгляд.
– Без сомнения, без сомнения! Но вы это так сказали… – ответил старый господин. – Вы едете в Сен-Жер-мен? – спросил он Эндрюса.
– Нет, в Мальмезон.
– Вы бы лучше поехали в Сен-Жермен. Там доисторический музеи Рейнака. Очень интересный. Вам не следует возвращаться на родину, не посмотрев его.
– А там есть обезьяны? – спросила Жанна.
– Нет, – ответил старый господин, отворачиваясь.
– Я обожаю обезьян! – сказала Жанна.
Много публики сошло, места было вдоволь, но Эндрюс все еще обнимал девушку за талию. Постоянное прикосновение к ее телу разнеживало его.
– Как хорошо пахнет! – сказала Жанна.
– Это весна!
– Мне хочется лежать на траве и есть фиалки. О, как это мило с вашей стороны, Жан, что вы поехали со мной! Вы, наверное, знаете множество изящных дам, с которыми могли бы проехаться, вы ведь такой образованный. Как это вышло, что вы простой солдат?
– Вот те на! Я не хотел бы быть офицером.
– Почему? Это, должно быть, довольно приятно – быть офицером.
– Этьен хочет быть офицером?
– Он социалист, это другое дело.
– Ну, предположим, что я тоже социалист. Но будем лучше говорить о чем-нибудь другом. – Эндрюс перешел на другую сторону площадки.
Они проезжали мимо маленьких вилл с садами у дороги, где цвели желтые и бледно-малиновые крокусы. По временам во влажном воздухе проносился аромат фиалок. Солнце исчезло за нежными серовато-пурпуровыми облаками. Иногда в воздухе чувствовался холодок, как перед дождем.
Эндрюс вдруг подумал о Женевьеве Род. Странно, как он ясно помнил ее лицо, широкие, открытые глаза и ее манеру улыбаться, не двигая твердо очерченными губами.
Чувство досады охватило его. Как глупо с его стороны было так грубо уйти! И ему тревожно захотелось еще раз поговорить с ней; ему пришли в голову слова, которые он ей скажет.
– Что вы, заснули? – сказала Жанна, дергая его за руку. – Вот мы и доехали.
Эндрюс неистово покраснел.
– О, как здесь хорошо! Как здесь хорошо! – говорила Жанна.
– Как, уже одиннадцать часов? – сказал Эндрюс.
– Мы должны осмотреть дворец до завтрака! – воскликнула Жанна и побежала по липовой дорожке, где жирные почки только что начали распускаться маленькими гофрированными веерами зелени.
Молодая трава прорастала в мокрых канавах по обеим сторонам. Эндрюс помчался за Жанной, его ноги глубоко врезывались в мокрый гравий дороги. Поймав ее, он охватил ее руками и поцеловал в полуоткрытый рот. Она вырвалась от него и пошла дальше, чинно поправляя шляпу.
– Чудовище! – сказала она. – Я нарочно отделала эту шляпу для прогулки с вами, а вы делаете все возможное, чтобы ее погубить.
Бедная маленькая шляпа! – сказал Эндрюс. – Но сегодня такой дивный день и вы так очаровательны.
– Великий Наполеон, вероятно, говорил это императрице Жозефине, а вы знаете, как он с ней поступил, – сказала Жанна почти торжественно.
– Но он, наверное, до тех пор давно уже надоел ей.
– Нет, – сказала Жанна. – Таковы женщины.
Они вошли через большие железные ворота в пределы дворца. Потом они устроились за столиком в саду маленького ресторана. Очень бледное солнце только что показалось, и в его лучах слабо мерцали ножи, вилки и белое вино в их стаканах. Завтрак еще не подали. Они сидели, молча глядя друг на друга. Эндрюс чувствовал себя утомленным и меланхоличным. Он не мог придумать, что сказать. Жанна играла крошечными белыми маргаритками, располагала их на скатерти кругами и крестами.
– Как они копаются, – сказал Эндрюс.
– Но здесь мило, не правда ли? – Жанна очаровательно улыбнулась. – Фи, какой вы сейчас мрачный! – Она бросила в него несколько маргариток. Потом, после паузы, сказала насмешливо: – Это от голода, мой милый! Боже мой, в какой ужасной зависимости мы, люди, от пищи!
Эндрюс залпом выпил вино. Он чувствовал, что если сделает над собой усилие, то победит меланхолию, которая навалилась на него, как груз, становившийся все тяжелее.
Человек в хаки, с багровыми лицом и шеей, ввалился в сад, волоча за собой покрытый грязью велосипед. Он опустился на железный стул и со звоном уронил велосипед к своим ногам.
– Эй, эй! – позвал он хриплым голосом.
Лакей подошел и подозрительно оглядел его. У человека в хаки были волосы такие же красные, как его лицо, лоснившееся от пота. Рубашка на нем была разорвана, пиджака у него не было. Брюки и обмотки были невидимы от грязи.
– Дайте мне пива! – гаркнул человек в хаки.
Лакей пожал плечами и отошел.
– Он просит пива, – сказал Эндрюс.
– Но, месье, посмотрите на него.
– Я заплачу. Подайте.
Лакей скрылся.
– Спасибо, янки! – проскрипел человек в хаки.
Лакей принес высокий узкий желтый стакан. Человек в хаки взял его у него из рук, опорожнил залпом и вернул пустым. Потом он сплюнул, вытер рот тыльной стороной ладони, с трудом поднялся на ноги и заковылял к столу Эндрюса.
– Я надеюсь, что барышня и вы, янки, ничего не имеете против того, чтобы со мной поболтать? Не так ли?
– Ничего. Пожалуйста. Откуда вы явились?
Человек в хаки приволок за собой железный стул поближе к столу. Прежде чем сесть, он кивнул головой по направлению к Жанне и вместе с тем с торжественным видом дернул себя за прядь красных волос. Пошарив в кармане, он вытащил платок с красной каймой и вытер себе лицо, оставив на лбу длинное черное пятно от машинного масла.
– Я носитель важных тайных донесений, янки, – сказал он, откидываясь на маленьком железном стуле. – Я курьер.
