Книга Соотношение сил, страница 47. Автор книги Полина Дашкова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Соотношение сил»

Cтраница 47

У Германии теперь остался один враг, которого нужно победить, – перевел Илья последнюю фразу диктора и подумал: «Бомба, та самая. Если они ее правда сделают, понятно, для кого. Британию им нужно победить, а нас – уничтожить».

Титры пошли на фоне настоящего, не мультяшного моря, по которому плыли настоящие германские корабли, утыканные дулами орудий. Мужской хор пел:

«Мы идем на битву с врагом. Пусть звонят колокола, чтобы о нашем превосходстве знали все. Дай я возьму тебя за руку, за твою лилейно-белую руку. Прощай, моя дорогая. Мы идем сражаться с Англией. Мы потопим всю гордость англичан».

Переводить песню Илья не стал, свет включили, Хозяин, позевывая, поднялся со своего кресла. Часы показывали половину третьего.


На следующее утро он перечитал еще раз письмо Мазура. Конечно, в открытии расщепления ядра урана сомневаться не приходилось, и Мазур вряд ли шарлатан, все-таки профессор, академик, но это вовсе не значит, что завтра в руках Гитлера может оказаться бомба фантастической разрушительной силы. Гитлер сам бомба, на фоне его личной разрушительной силы любое сверхоружие пустяк.

Сотни изобретателей закидывают своими заявками Комиссариат обороны, Политбюро, Президиум Верховного Совета и прочие инстанции. Тут тебе и летающие танки с вечными двигателями, и смертоносные лучи, и аппараты для чтения мыслей. Что, если прибор Мазура нечто из этого ряда?

«Слова, слова, – вздохнул про себя Илья, – Мазур преувеличивает значение своего изобретения, это вполне нормально для ученого. Акимов пытается вытащить из ссылки своего старого учителя, и это тоже нормально. Карл Рихардович завелся потому, что у него фюрерофобия. А у меня ее разве нет? О господи, как же мне хочется убедить себя, что урановая бомба – родная сестра вечного двигателя, и махнуть рукой!»


* * *


Ударили такие морозы, что о лыжных прогулках не могло быть и речи. Митя Родионов каждое утро приезжал в Балашиху, сидел на занятиях немецкой группы, потом еще пару часов Карл Рихардович занимался с ним отдельно в классе. В Москву они возвращались вместе на служебном автомобиле, предоставленном доктору Штерну по личному распоряжению Берия. Говорили по-немецки о чем хотели, без иносказаний и купюр. Шофер не понимал ни слова. Иногда занятия продолжались в комнате Карла Рихардовича на Мещанской до глубокой ночи.

Доктора беспокоило произношение Мити. Никак не удавалось убрать русский акцент. Пока Карл Рихардович размышлял, к кому обратиться, чтобы занятия продлили хотя бы на месяц, их продлили без всяких его ходатайств, и не на месяц, а на два.

Однажды Митя, махнув рукой, заявил:

– А, все равно акцент должен быть.

Он очень хотел спать, зевал и тер глаза. Доктор подумал, что парень просто устал.

– Перестань валять дурака. Выспишься, завтра будем отрабатывать гласные.

– Нет, я серьезно. Небольшой акцент нужен.

– Мг-м, – кивнул доктор, – необходим, чтобы гестапо было легче тебя ловить. «В рамках сотрудничества и обмена любезностями», – добавил он про себя, но, конечно, вслух этого не произнес.

– Латышский или эстонский, – продолжал Митя, позевывая в кулак, – точно еще не решили.

Карл Рихардович застыл с открытым ртом, минуту смотрел на Митю. Тот сидел на кушетке, поджав ноги в штопаных шерстяных носках, бледный, взъерошенный.

– Поставлю чай, – пробормотал доктор и быстро ушел на кухню.

Перед вводом советских войск в Прибалтику оттуда эвакуировались в Германию фольксдойче. В чью-то светлую голову пришла идея перебросить в рейх группу советских агентов под видом прибалтийских немцев. Еще в декабре к доктору обратился майор Журавлев, новый начальник немецкого отделения ИНО: кого из курсантов его группы можно превратить в фольксдойче? Срок – максимум полгода. Доктор мигом сообразил, в чем дело, и ответил: никого. Даже если человек выучит немецкий как родной, вызубрит выдуманную автобиографию, географию места, где, по легенде, родился, вывернется наизнанку, сменив бытовые советские привычки на буржуазные, все равно ему не обойтись без родителей, родственников, бывших одноклассников, друзей, знакомых. Человек не может свалиться с неба или вырасти из-под земли, как гриб, и незаметно затесаться в толпу. Фольксдойче будут прочесывать очень тщательно, выискивая именно таких, затесавшихся.

Журавлев молча выслушал, не спорил, кивал. Доктор тогда подумал: «Наконец догадались реанимировать агентурную сеть в Германии. Отлично. Только идея с прибалтийскими немцами – бред. Провалятся все до одного».

Больше никто с ним на эту тему не говорил, и доктор решил, что они сами поняли.

Он вернулся в комнату с двумя стаканами чаю. Митя спал, свернувшись калачиком на кушетке. Доктор, стараясь не шуметь, поставил стаканы на журнальный стол, уселся в кресло, макнул в чай сушку. Митя завертелся и открыл глаза.

– Акцента мало, – тихо произнес доктор, – если ты там родился и жил, должен знать язык.

– Какой? – не совсем еще проснувшись, спросил Митя.

– Латышский или эстонский. Сядь, чаю выпей.

– У меня будет месяц, там, на месте, выучу. – Митя пересел с кушетки на стул, развернул карамельку. – Ничего, я освоюсь.

– Язык выучишь за месяц?

– Попробую…

– Попробует он, – доктор усмехнулся, – вундеркинд-полиглот. Ну а родственниками, знакомыми, которые поручатся за тебя перед гестапо, обзаведешься за месяц?

Митя подул на чай, осторожно отхлебнул.

– Допустим, я сирота.

– Ладно, – кивнул доктор, – где ты рос, сирота? В приюте? Кто из работников этого приюта узнает тебя в лицо при очной ставке? Хорошо, рос ты не в приюте, а в приемной семье. Допустим, семью тебе организовали. А соседи, родственники, одноклассники, учителя где? Или, может, тебя в капусте нашли, готовенького, взрослого, с подходящим акцентом? Откуда известно, что ты немец? Это надо доказать, фальшивых документов недостаточно.

– Все будет хорошо, не волнуйтесь, – медленно выговорил Митя по-немецки.

– Мг-м, навербуют дюжину реальных фольксдойче на каждого фальшивого.

– Конечно, а как же иначе? – Митя насупился, помолчал и добавил по-русски: – Ну, не пошлют же они нас, голеньких, на верную смерть?

Доктор молча помотал головой и вдруг с такой силой шлепнул ладонью об стол, что зазвенели стаканы в подстаканниках.

– Карл Рихардович, вы чего? – испуганно прошептал Митя.

Для него, как и для всех курсантов, доктор Штерн был воплощением терпения и спокойствия, никогда не срывался, не повышал голоса.

– Ты работал в советском торгпредстве, вот чего! – Доктор сморщился, разглядывая покрасневшую ладонь.

– Кто меня запомнил? – Митя сломал в кулаке сушку. – Я ж там почти не высовывался, на машинке печатал, бумажки перебирал.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация