И стало мне так жаль всех нас. И я рассмеялась. Сначала тихо. Потом смех стал душить меня, я схватилась руками за живот и повалилась на сиденье, откуда муж мой ответственный Аркадий Кузьмич пересел вперед к водителю Мише, чтобы вовремя считывать дорожные знаки. И так лежала я там, свернувшись в клубок, и дивилась приключению, предвкушая, как расскажу о нем всем своим любимым людям.
И вот я подошла к самому счастливому событию в моем повествовании.
Это случилось тогда, когда у нас спустил скат на заднем колесе. И мы чуть не перевернулись в кювет. Но, закаленные и отважные, мы выбрались из автобуса, чтобы девочкам (то есть молодушкам, студентке, матушке, Большой Медведице и мне) пойти направо, а мальчикам – в обратную сторону. И мы, автобусные девочки, побрели куда-то в заросли, в кусты. И вы знаете, что я увидела?! Сначала я подумала, что это какая-то концептуальная выставка, но это оказался старый, заросший, заброшенный парк. Там были девушка без рук с веслом, плотная такая комсомолка в трусах, потом, пионер с горном, тоже в трусах палаточной ширины, пограничник с фрагментами собаки и пара счастливых колхозников со снопом. Все эти фигуры стояли на каменном раскрошенном заборе у входа на стадион. А на стадионе!.. А на стадионе я наконец встретила корову своей мечты. Корову-в-тумане.
– Здравствуйте, корова! – весело кивнула я корове.
Корова тихо-ласково улыбнулась и кивнула в ответ.
Мы обе замерли – и вдруг почувствовали такое ликующее единство друг с другом и с этим миром, такую любовь к этой забавной, нелепой, цветастой, разнообразной жизни, что вот тут, на заброшенном стадионе, можно было и завершить мое повествование. Но внезапно, без всякого объявления и предупреждения, из-за лохматых неряшливых старых ив вышло солнце. Вернее, упруго всплыло. А-а-а-ап! И раздался тут голос.
– Ах, вот ты где?! А мы тебя всю ночь ищем, – молвил.
Искали не меня. Потому что зачем меня искать. Все, кто хотел бы меня найти, знают, где я могу находиться. Кричали корове. Кричали радостно и облегченно. Корову любили. Ее искали и нашли.
Мы с коровой бросили друг на друга прощальные взгляды и разошлись навсегда. Она – на голос. Я – назад к автобусу. Нужно было ехать дальше.
И вот тут, уже при свете утра, утомленные и успокоившиеся, все в автобусе уснули. Только муж мой бдительный Аркадий Кузьмич сидел рядом с водителем и развлекал его разговорами.
Мы ехали степями, полями, лесами и окончательно уже не понимали, где мы и как жить дальше. Мимо нас в окнах проплывали рыцарские замки, пещеры отшельников, монастыри кармелиток, немецкие кирхи. Мелькнула где-то вдали Эйфелева башня, потом глухо в утреннем тумане пробил Биг-Бен. Медленно и важно ступая, прошло огромное стадо верблюдов, пролетела летающая тарелка. В городах, которые мы проезжали, на площадях уже мигали огнями новогодние елки, а мы все ехали и ехали, в нашем автобусе была осень, и хитрый изобретательный комар вел счет своим победам…
Проснулась я, когда муж мой спортивный Аркадий Кузьмич пытался взять меня на руки, чтобы вынести из автобуса.
Миша развез нас всех, как и обещал. Пытался отдать половину денег. Но никто не взял, кроме Бабученко Николая Петровича с чистой совестью.
Мы выходили последними. С нами вышли батюшка с матушкой. И тут до меня дошло, что мы – все, кто ехал в автобусе, – не обменялись адресами и телефонами.
– Как же так? – спросила я. – Мы же столько пережили вместе…
– Бог даст, свидимся еще, – устало на прощание ответил батюшка, – все в руках Божьих… Свидимся, Бог даст.
Там, где мы живем
Нет, город, где мы живем, уникален. Ну и что, что я писала об этом тысячу раз? И буду, буду, буду. И вот почему.
Через наши места всегда, слышите, всегда проходила дорога из России в Европу и наоборот. Торговый и пассажирский пути. А также из России в Молдавию, в Румынию, к Черному морю… Через наш город проходят все эстафеты, марафоны, автопробеги и олимпийский огонь. И все, кто едет через наши места, любуется в окошко и восхищается: слушай, вот это да! А дай-ка задержусь тут ненадолго, что-то мило мне тут… И это ненадолго растягивается надолго – на века.
Раньше еще национальность местного жителя можно было различить по чертам лица или обычаям. А сейчас – куда… Все смешалось, люди из разных краев научили друг друга хорошему: своим традициям и обычаям, как лучше строить, как готовить еду, что петь, во что наряжаться, как принимать гостей, научили хорошим манерам, отмечать национальные праздники, а главное, радоваться жизни. Словом, глобализация на отдельно взятой маленькой территории, в отдельно взятом маленьком городе.
* * *
Замечу, люди у нас, на первый взгляд, несколько странные… Например, очень любят работать. Нигде не любят, а у нас – ну прямо как муравьи, особенно строить и облагораживать. А потом идти вечером с работы и любоваться тем, что в их доме окна больше, забор выше соседского на пять сантиметров, плиточка во дворе аккуратнее положена, деревья растут быстрее, хотя посажены в одно и то же время, куры, гуси и собаки дисциплинированнее.
Вот вы, когда отпуск берете, что делаете? Покупаете шлепанцы, шорты, купальник, сборник кроссвордов. И на моря. А наш человек – что? Он берет отпуск и, не мешкая, немедленно покупает себе цементу целый грузовик, а то и два, кирпичей гору, досок, бревен и других стройматериалов и сооружает дом. Не верите? Ладно.
Вот, допустим, отпуск, купили все для новой стройки. Вечером ходят-ходят вокруг этого богатства нетерпеливо, потирают руки в нетерпении, и прямо душа вибрирует: «От порабо-о-отаем! Ну и порабо-о-отаем! Скорей бы утро!»
И, что таить, бывали нередкие случаи, когда человек срывался, да, срывался, не выдерживал такого напряжения… и начинал работать ночью. Утром соседи вставали, а у него уже опалубка готова под новый дом, а сам сидит растерянный и виноватый. Но счастливый. Родственники и соседи ему: «Ну что ж ты, Федя, ты ж обещал, что мы к тебе поработать придем, ну ты же обещал! У нас же совсем дома работы не осталось! Как ты мог?!» Обижаются, завидуют… Ищут, где бы еще поработать, пока отпуск…
Да наконец выстраивают дворец, терем, такая красота неописуемая, дворик плиточкой, цветы везде, львы с кольцами в носах на воротах. А сами всей семьей поселяются в крохотной времяночке рядом с новым домом, затаиваются и ждут, выглядывая регулярно в окно – не идут ли к ним гости. А как только гости во двор, они свой новый дом нараспашку – нате! Заходите! Любуйтесь! Будьте как дома! Вот какая красота!
Потом им надоедает, и никак нового отпуска дождаться не могут, чтоб еще один дом построить, или новый колодец выкопать, или бассейн…
И так у нас все. А национальность, вернее, корни можно определить, только когда напиваются. Вот тогда где-то на рассвете можно услышать песни на разных языках, бабушкины и дедушкины протяжные и тоскливые песни…
А имена у нас! А фамилии! Музыка, просто музыка: Роберт Аиоани… Амина Аиэрини… Марк Подурару… Дохлый Роман… Что? Фамилия такая, Дохлый Роман Васильевич, заведующий клубом… Что вас удивляет? «Аиэрини» вас не удивляет, а «Дохлый Роман Васильевич, заведующий клубом» удивляет. А вот пара молодоженов – Марин и Романа. Ничего я не путаю! Он – Марин. Она – Романа. Да, что хотят, то и делают. Есть даже Ричард и Джон. Джоник Шишерак. А папа его Флориан. Флорий… Джон Флорианович Шишерак. А? Как? Прямо радуга из звуков, водопад, ветер весенний!
