— Мда-а, — задумчиво произнес Шрудель. — Хорошая схема. Но бессмысленная.
— Как это? — замер Гриша, не очень понимая, как хорошая схема может быть одновременно бессмысленной. Либо одно, либо другое.
— Ну, в смысле, красиво я все придумал. Почти убедительно. Но в реальности все равно будет запрос в роддом, в школу, паспорта родителей. И все закончится тюрьмой.
— Тьфу ты! — сплюнул с досадой Гриша. — А раньше ты не мог сообразить? Я ж едва себя не покалечил.
— Едва не считается. Вот ты замахнулся, и я сразу понял — туфта это все.
Гриша, чертыхнувшись, откинул кирпич и отряхнул руки.
— Ну и что делать?
— Есть еще вариант.
— Надеюсь, легальный?
— За кого ты меня принимаешь? — обиделся Шрудель. — Именно, что чистая, я бы даже сказал, беспримесная уголовщина. Но! Если верить в то, что рано или поздно ты переместишься обратно, то канает вполне. Как временный вариант. А главное, что мы минуем неприятный этап под названием «милиция».
— И как мы его минуем?
— Мы делаем тебе фальшивый паспорт.
— Мы — это кто? Надеюсь, ты не сам его будешь рисовать?
— Ну, зачем? Есть один тип. Серьезный авторитет. Долгая история, но он мне обязан.
И тут же, опровергая собственное предупреждение о «долгости истории», Шрудель пустился в повествование. Оказалось, что в середине шестидесятых работал он в провинциальном городе, куда отправился как раз после инцидента с брежневской «жатвой-жратвой». Устроился в газету и стал писать фельетоны да очерки. И тут на местной трикотажной фабрике выявили хищение в особо крупных масштабах. Схема была проста: материал объявлялся бракованным и списывался, а на самом деле был высшего качества и продавался. Обвинили учетчика — некого Мартынова. А этот Мартынов был известным вором-рецидивистом по кличке Мартын. В свое время после очередной отсидки он решил завязать с криминальной деятельностью и устроился на фабрику. Несмотря на сомнительное прошлое, его не только приняли, но и позволили сделать небольшую карьеру. Мартын стал отвечать за организацию учета и отправки мануфактуры. Может, в обычное время он бы и не продвинулся дальше скромного сортировщика или грузчика, но в середине шестидесятых косяком повалили фильмы, где авторы призывали верить людям, даже если они один раз (а некоторые и не один, а несколько раз) оступились. На этой волне доверия Мартын, обладавший незаурядными организаторскими способностями, быстро взлетел по служебной лестнице. Но вот тут нашла коса на камень: вскрылось воровство. Поскольку подписи на накладных были его, а криминальное прошлое было фактом доказанным, его первым и взяли в оборот. Хищение государственного имущества в особо крупных масштабах по тем временам было статьей, тянувшей в лучшем случае на длительный срок, а в худшем на «вышку». Причем механизм воровства следователи особо и не стали разгадывать: раз есть обвиняемый, чего зря мучиться? И вот тогда взошла звезда Шруделя. Узнав о деле, он решил написать очерк, что в те времена только приветствовалось — журналист должен вскрывать недостатки и помогать восстановлению справедливости. Встретившись с Мартыном, он сразу понял, что тот не виноват. Глупость получалась. Мартын подписывал липовые накладные, словно наивный идиот — даже не проверяя, действительно ли товар бракованный. И будь он в самом деле организатором воровства, то уж, наверное, придумал бы схему похитрее. В этой же схеме его вина была слишком очевидной. Такое можно было объяснить либо глупостью, либо наглостью. Но ни глупым, ни наглым Мартын не был. Но главное, что никаких следов нажитых неправедным трудом богатств у Мартына не обнаружили. Не мог же он в течение двух лет просто прятать украденные ткани. А если и выручал за них деньги, то где выручал? Кому продавал? И где, наконец, деньги? А за эти два года все, что он позволил себе купить, это выходной костюм, пальто для жены да велосипед для сына. Глупое или наглое воровство не существует отдельно от личности вора. А стало быть, глупость или наглость должны проявиться и в поведении вора, и в тратах нажитого богатства. Но не проявлялись. Но самое главное — такая схема требовала подельников, а Мартын никого не выдавал, хотя это могло бы скостить ему срок. Ясно почему — трудно выдать того, кого не существует в природе. В общем, Шрудель погрузился в расследование с головой и обнаружил, что Мартына просто сделали козлом отпущения. Подпись на накладных ставил действительно он, но проверял товар по вершкам и доверял помощникам. А корешки-то в отличие от вершков были высокого качества. И здесь уже без директора фабрики не могло обойтись. Шрудель написал свой очерк, где первым делом упомянул все те же шестидесятнические фильмы вроде «Верьте мне, люди» или «Человек, который сомневается». Писал о заслугах Мартынова, о том, как быстро мы верим в плохое и не верим в хорошее. В общем, грамотно раскидал сети. Назначили дополнительное расследование, и Мартына оправдали. Зато посадили директора. В благодарность Мартын пообещал Шруделю свою помощь, когда бы она ни потребовалась. С тех пор они не виделись и Шрудель ни разу предложением Мартына не воспользовался. Но адресок имел и знал, как того найти.
— Это матёрый человечище, — говорил Шрудель, шагая обратно к дому. — В криминальном мире то же, что и я в интеллигентском. Он всех знает. Его все знают. А главное, любят и уважают.
Сравнение хромало, поскольку особой любви и уважения к персоне Шруделя Гриша как-то не заметил. А знали да, все.
— Слушай, — осторожно поинтересовался Гриша, едва поспевая за решительной поступью спутника. — А паспорта будет достаточно в отделе кадров?
— Вот тут уже моя забота. Конечно, трудовую книжку и аттестат никто не отменял, но Люба в отделе кадров…
— Помню-помню. Которая под танк. А то, что паспорт липовый, не раскусят?
— Господи, ты что думаешь, они его проверять будут? Зубами кусать? Ликуй, Григорий. Ты в СССР образца 1975 года. Здесь верят людям! Слава богу.
— А прописка?
— Шутишь? — остановился Шрудель. — Мы тебе делаем фальшивый паспорт от корки до корки, а ты меня про прописку спрашиваешь. Шлепнем тебе, какую пожелаешь. Хочешь будет «Кремль», хочешь «Мавзолей».
— Мавзолей не надо, — испугался Гриша. — Тем более там один жилец уже прописан.
— Уже не жилец, — хмыкнул Шрудель и добавил: — Хотя Сталина выжил.
Поздно вечером Шрудель дозвонился до Мартына. Тот хоть и обрадовался звонку от своего спасителя, но слегка удивился просьбе. Чувствовалось, что напрягать былые криминальные связи ему не очень-то хотелось.
— Надеюсь, это не для оформления какого-нибудь липового кредита? — спросил он.
— Да нет, — заверил Шрудель. — Человечка надо одного трудоустроить.
— Человечек из колонии сбежал?
— Зачем? Нет… Просто долго объяснять. Но никакого криминала.
— Ладно, — сказал Мартын. — Не моего ума дело. Только меня в это не втягивай. В общем, дам я тебе адресок один. Шуриком зовут. Он на все руки мастер. Я ему маляву скину. Скажешь, что «от Мартына». А уж он все обтяпает в лучшем виде. Если попросит, то заплати, конечно, что-то. Много он не возьмет. Обязан он мне.
