Он дошел до перекрестка, остановился и огляделся. Дома как дома, улицы как улицы. Ни в душе, ни в клетках головного мозга пейзаж этот не вызывал никакого шевеления. Врач сказал, что шансов восстановить память после восьми лет комы мало, но веру в чудо никто не отменял. И если Борис смог всего за три недели восстановить двигательные функции организма, то почему бы не попробовать восстановить память? Правда, тут нужна хоть какая-то зацепка. А с этим было туго. Конечно, если он вырос в этом городе, то кто-то его наверняка рано или поздно узнает, но этот вариант врач скептически зарубил — сказал, что выговор у Бориса какой-то неместный, так что вряд ли он отсюда. Скорее всего, был здесь проездом. Или в командировке. А откуда родом, поди теперь узнай.
Борис постоял несколько секунд на перекрестке (какая-то женщина едва не налетела на него, затем отшатнулась и, испуганно оглядываясь, торопливо перебежала улицу), затем решил пойти влево — ему показалось, что там как-то больше жизни. В принципе ему было все равно, куда идти. Он чувствовал себя чужим. И все было чужим: и этот город, и эти улицы, и дурацкое кошачье имя, и штаны с рубашкой, которые ему подарила одна из сердобольных нянечек («муж недавно умер, а чего ж добру пропадать?»).
Вспомнив про нянечку, Борис невольно поморщился.
«Надо бы купить одежду, — подумал он. — А то какая-то фигня получается. Одежда с мертвого мужика, имя от дохлого кота… Стоило ради этого заново рождаться. С таким багажом попробуй начни новую жизнь».
Вообще-то ему повезло (врач так и сказал — «повезло»), поскольку, едва он впал в кому, газеты подняли шум. В итоге было заведено уголовное дело против коммунальных служб города по факту причинения тяжкого вреда здоровью. Интересы пострадавшего представлял глава городской коллегии адвокатов — некто Виноградов, который выбил у местной администрации приличную денежную компенсацию. Достаточную, чтобы приобрести, например, небольшую квартирку в центре города. Не говоря уж о том, что в течение восьми лет Борису начисляли пособие по нетрудоспособности. Не бог весть что, но за столь длительный срок и «не-бог-весть-что» обрастает нулями. Сам же Виноградов сразу после суда отгрохал трехэтажную дачу в элитном поселке, но было ли это связано с делом Бориса или нет, трудно сказать. Газеты, по крайней мере, этим фактом не заинтересовались.
Борис вдруг почувствовал жажду. И это его обрадовало. Хоть какая-то определенность. В кармане была кредитная карточка и немного наличности. Если карточку не примут, наличности должно хватить. Заметив на противоположной стороне улицы бар, он решительно пересек улицу. Массивная стеклянная дверь блеснула отраженным небом и впустила Бориса внутрь.
В баре было пустынно. Почти никого. Если не считать компании из пяти человек, оккупировавшей столик в дальнем углу, да бармена, сосредоточенно протиравшего полотенцем винные бокалы. Заметив посетителя, бармен приветственно кивнул. При этом почему-то уставился в район груди Бориса, словно искал там что-то. Борис несколько секунд потоптался на месте, а затем пододвинул один из вращающихся стульев и присел за стойку.
— Что будете? — поинтересовался бармен, отложив бокал и полотенце.
— Пиво есть?
Вопрос был идиотским (а чему еще быть в баре, как не пиву?), но прошло восемь лет. Может, в барах больше не продают пиво. Или продают, но по какому-нибудь специальному разрешению. Или еще какая-нибудь новомодная пакость. Впрочем, судя по тому, что в зале висел запах сигаретного дыма, порядки здесь были либеральные.
— Конечно, — ответил бармен и равнодушной скороговоркой оттараторил все названия имеющихся сортов пива.
— Мне любого, — сказал Борис, не сумев вычленить из этого тарахтения ничего внятного.
— Бочкового?
— Давайте бочкового.
Бармен ловким движением выхватил откуда-то пивной бокал и приладил его под кран. Янтарная жидкость брызнула упругой струей.
Только сейчас Борис заметил, что компания в углу как-то странно притихла и почему-то уставилась на него, словно он был пришельцем с другой планеты. Особенно неприятно смотрел рыжий тип лет двадцати пяти. Как будто дырку жег взглядом. Наткнувшись на этот взгляд, Борис почему-то вспомнил женщину, которая отшатнулась от него на перекрестке. А затем неожиданно осознал, что она была не единственной с подобной реакцией. Пока он шел из больницы, ему встретилась молодая пара, которая, разглядев Бориса, судорожно свернула в ближайший переулок. А потом еще мужчина, который то ли неодобрительно хмыкнул, то ли нервно хохотнул. И еще водитель припаркованной машины, наблюдавший за Борисом странным немигающим взглядом. Тогда все это показалось ему не более чем совпадением. Но сейчас, когда на него уставился этот рыжий, подозрительное внимание к его скромной персоне стало слишком очевидным. Вполне возможно, что с ним и вправду что-то не то. Может, прическа? Или одежда? Или походка? Но его бы предупредили в больнице. Впрочем, еще там он заметил кое-какие странности. Так, например, сразу после выхода из комы его стали водить на процедуры. В один из дней ему показалось, что он уже вполне может обойтись без помощи медсестры. Но, спускаясь по лестнице, оступился и кубарем покатился вниз. Потерял сознание, а очнулся от какого-то крика. Рядом стояла охающая и причитающая медсестра. А на нее кричал врач. Что-то вроде «да как вы не уследили?!», «Да вы понимаете, что натворили?!». Борис тогда заступился за медсестру. Мол, главное, все целы-живы. И вообще после падения он себя чувствует едва ли не лучше, чем до. Врач только чертыхнулся и ушел. А спустя неделю, когда Борис выписывался, сердобольная нянечка со вздохом сказала что-то про то, как нелегко ему придется. Услышав эти слова, врач и медсестра посмотрели на нее с укором. Но ни в словах нянечки, ни в реакции медперсонала ничего такого не было. Придется ему действительно нелегко (с амнезией-то), а вот напоминать об этом пациенту некорректно. И все-таки что-то тут не так…
«Надеюсь, я не нарушаю какие-то правила поведения, — подумал Борис, отводя взгляд от компании. — Драка в мои планы не входит».
Бармен тем временем метнул по направлению к нему картонную подставку — так, что та затормозила прямо напротив клиента. Затем опустил на нее запотевший бокал с пивом.
— Из еды что-нибудь желаете?
— Нет, спасибо, — поблагодарил Борис и утопил губы в пивной пене. Живительная влага освежила сухое горло.
В ту же секунду где-то над самым ухом раздался развязный голос:
— П-привет.
От неожиданности Борис слегка дернулся, и пиво пошло не в то горло. Он закашлялся и посмотрел в направлении голоса. Это был тот самый рыжий тип. Он стоял, облокотившись на барную стойку, и курил. «Вот привязался», — с досадой подумал Борис, вытирая салфеткой губы. Ему было неприятно, что он закашлялся — словно испугался нежданного собеседника. В отместку решил не отвечать на приветствие. Просто уставился на рыжего, пытаясь выглядеть расслабленным. Продолжая бороться с унизительным кашлем.
— Как п-пиво? — слегка заикаясь, спросил рыжий, рассматривая Бориса, как рассматривают пойманное насекомое — со снисходительным любопытством.
