Вышла Ксюша, заплаканная, но успокоившаяся.
– Ксюш, что случилось? – я кинулся к ней и попытался обнять, но она отстранилась.
– Не здесь. Отойдем.
Я подумал, что ее родители могут наблюдать за нами в окно, и не стал настаивать. Мы отошли за угол дома.
– У тебя есть сигареты? – спросила она.
– Нет, – удивился я.
– Пойдем в магазин, здесь недалеко.
Погруженные в свои мысли, мы дошли до магазина. Заспанная продавщица выдала нам пачку сигарет, зажигалку, посетовала на то, что нет сдачи.
– Оставьте себе, – сказал я, и мы вышли на улицу.
Ксюша привычным движением открыла пачку, закурила, несколько раз глубоко затянулась. Я терпеливо ждал объяснений.
– Сереж, мы… Я… В общем, не стала бы к тебе обращаться, но я уже использовала все варианты, других нет. Если ты не поможешь, мне больше не к кому обращаться. Только обещай, что не будет никаких вопросов.
– Ксюш… Что угодно, ты только скажи.
Она подняла взгляд. Глаза блестели, по щеке потекла слеза.
– Нет, прости, не могу. Прости, что вытащила тебя в ночь, прости. Я сама… Все… Все, уезжай, уезжай… – она сбивчиво говорила и невидяще смотрела сквозь меня.
Я обнял ее, почувствовав ее слезы на своей шее.
– Родная, все будет хорошо. Как тебе помочь?
Мы так долго стояли, обнявшись. Она всхлипывала, а я утешал ее, как утешают детей – поглаживая по головке. Я стал целовать ее в мокрые глаза, в щеки, во вздернутый носик, а потом она сама стала ловить губами мои. И так продолжалось долго.
Потом Ксюша чуть отодвинулась и, глядя мне в глаза, сказала:
– Мне нужны деньги. Большие деньги.
* * *
Большими деньгами в понимании Ксюши была сумма в три мои зарплаты. Для меня в моем положении – серьезные деньги, но если они могут выручить любимую…
Тем же утром я связался с Лехой.
– Серега! – заорал он в трубку. – Лед тронулся? Виталий говорил, делаешь успехи.
– Виталий? Что еще за Виталий? – не понял я.
– Тренер твой, – засмеялся Леха. – Похоже, груша дает сдачи? Мозги растрясло?
– А, ты про это, – я никак не мог сосредоточиться. – Лех, погоди, дело есть.
– Говори, – посерьезнел он.
– Мне нужны деньги, тысяч триста-четыреста, взаймы. Верну… – я задумался, когда смогу вернуть деньги, мысленно суммировав зарплату и бонусы. – Через три месяца.
– Да не вопрос. Сам заберешь или подвезти куда? – Леха задумался. – Хотя погоди, Паниковский… Не в моих правилах спрашивать, зачем, но, зная тебя и твой богами данный дар влипать в истории, спрошу. Тебе зачем?
– Э… – замялся я.
Говорить ему про Ксюшу или соврать? Врать Лехе не хотелось, да я и не умел.
– Понимаешь, у Ксюши большие проблемы. Только я могу ей помочь. Я должен помочь, понимаешь?
– Она умирает?
– Да вроде не собирается.
– И ты не умираешь?
– Нет, – я уже понял, к чему клонит этот жалкий ничтожный человек.
– Тогда учись-ка, Серега, решать свои проблемы сам, я уже не говорю про проблемы твоей женщины.
От обиды за Ксению, от осознания того, что для Лехи эти деньги – пустяк и он мог помочь, но отказал, я не выдержал:
– Сволочь ты, Леха!
– Не наглей! Вечером поговорим.
Я нервно походил по дому, лихорадочно думая, где взять деньги, и отметая варианты. Наконец сообразил и решился, обдумал другие варианты, отмел и их, вернулся к идее с экспресс-кредитом.
Собрал нужные документы и помчался в банк.
Сумма была относительно небольшая, в тот же день мне ее выдали без обеспечения кредита. Я сразу отвез их Ксюше – ее проблема не терпела отлагательств.
Я не ждал благодарности, но все-таки был неприятно удивлен тем, как сухо она сказала «Спасибо» и невозмутимо переложила пакет с деньгами в сумочку. «Не за что», – ответил я, решив, что, пока проблема не решена окончательно, Ксюша просто не может думать ни о чем другом.
А следом мне позвонили с работы и сообщили, что Юрка Бажов попал в больницу – его избили хулиганы.
* * *
Я помчался в больницу, по пути набрав фруктов, соков и свежих журналов.
Строгая бабулька в приемном покое заставила надеть бахилы и халат, потом меня впустили в палату Юрки. Вид у него был неважнецкий: разбитый нос, сломанное ребро, рассеченная бровь, ушибы.
– Что случилось?
Юра, гнусавя и еле шевеля разбитыми губами, прошептал:
– Это все ты виноват. Ты и твои дурацкие теории.
– Эй, полегче, приятель, – возмутился я. – Объясни.
Юра ничего не ответил, уставился в потолок, а потом и вовсе демонстративно закрыл глаза.
Я долго его уговаривал и увещевал. Наконец он рассказал, что после наших с ним посиделок в сауне он, чувствуя себя способным на многое, воодушевленный моими рассказами, встретил у общежития гопников. Те попросили сигарет, Юра отказал. Слово за слово, и весь его хмельной кураж испарился, оставив только привычный с детства липкий страх и трясущиеся коленки.
Гопники вдоволь покуражились над «оборзевшим» стажером, отобрали остатки наличности, телефон и, довольные уловом, удалились, оставив Юру в сугробе истекать кровью.
Никто из соседей не вышел помочь. Юре пришлось самому ползти до дверей общежития. Вахтер открыл дверь, ахнул и вызвал скорую.
– И в чем же я виноват, стажер? – спросил я.
– Да если бы не твои россказни, я бы просто дал им сигарет, и они бы отстали. А я их послал, как ты учил!
– Да не отстали бы, Юр. И потом, я тебе говорил, что тебе надо развиться, увереннее стать, начать уважать себя, а потом уже отвечать на хамство. А уж про то, что надо ночью на темной пустынной улице грубить хулиганам, я точно не говорил. Ты не Бэтмен, а я не Человек-паук. Бежать надо было, балда.
– Да пошел ты, гад, – прохрипел Юра. – В гробу я видал и тебя, и твои уроки жизни. Зачем ты вообще ко мне привязался, в душу лез? Из-за тебя я теперь ни работать не могу, ни телефона не имею. А я его в кредит брал и не расплатился еще, ты это хоть понимаешь, сытая рожа? Ты понимаешь, что мне даже за эту чертову больницу нечем расплатиться будет? Мне сигарет не на что купить, и все из-за тебя!
Я разозлился. Вскрыл пакет с соком, налил себе и Юре. Залпом выпив свой, я помолчал. Когда успокоился, стал рассказывать:
– Расскажу тебе об одном знакомом, который не любит дождь. Как пасмурно или закапает – тут же впадает в апатию. Дождь кончается, выглядывает солнышко, и товарищ немного приободряется. Жизнь налаживается! Солнце, разогнав тучи, начинает припекать. Жару мой товарищ тоже не выносит. Зимой товарища бесят снег, морозы, холод, промокающие ботинки. В жару… хотя я повторяюсь. Летом – жара, зимой – мороз, весной и осенью – грязь, слякоть и дожди. Кажется, весь мир и вся погода ополчились против него. Работа хреновая, шеф – идиот, коллеги – тупые подхалимы, заказчики – больные психи, непонятно, почему не в дурдоме. Чай то слишком горячий, то остывший. Книга или нудная, или тупой экшен, или толстая и не смог дочитать, или тонкая и тема не раскрыта. Фильм – тупое голливудское говно или российская поделка с тупыми рожами. Соседи… Тех вообще расстрелять. Дети бегают, ремонт делается, почта воруется, полы не моются, лампочку на площадке заменить некому – обленились, сволочи. Мой товарищ пользуется определенной популярностью в сети. Он пишет хорошие ироничные тексты в блоге.
