После тьмы – свет.
Что творилось в голове этого человека? Страдал ли он бессонницей после того, как узнавал, что целые семьи вырезаны, что детей разлучают с родителями и что городские улицы залиты кровью? Или он был так непреложно убежден в своем предназначении, что места сомнениям не оставалось?
Считал ли он, что любовь может оправдать все, им содеянное? Ведь и я мучительно размышляю об этом же, и это – корень моих теперешних мучений.
Доктор Джекил и мистер Хайд. По свидетельству современников, Кальвин в обыденной жизни был добрый человек, способный следовать словам Иисуса и выказывать удивительное смирение, граничившее с самоуничижением. Его боялись, но любили – и этой любовью он умел воспламенять огромные массы народа.
Поскольку всем известно, что историю пишут победители, сейчас о его зверствах не вспоминают. Сейчас его воспринимают как лекаря, врачевавшего души, как великого реформатора, как человека, спасшего наш народ от католической ереси со всеми ее ангелами, святыми, приснодевами, с ее золотом, индульгенциями и мздоимством.
* * *
Мои размышления прерывает тот, кого я здесь поджидаю. Это кубинский шаман. Объясняю ему, что убедила моего шефа напечатать материал о нетрадиционных средствах борьбы со стрессом. Деловой мир в изобилии населен людьми, которые то проявляют редкостное великодушие, то в следующую минуту срывают злость на тех, кто не может им ответить. Люди делаются все менее и менее предсказуемыми.
К психиатрам и психологам – длинные очереди: они не в состоянии принять всех страждущих. А те не могут месяцы или годы ждать излечения своей депрессии.
Кубинец слушает молча. Спрашиваю, можем ли мы продолжить беседу где-нибудь в кафе – не разговаривать же на улице, тем более что уже довольно прохладно.
– Туча, – говорит он, согласившись на мое предложение.
Знаменитая женевская туча висит над городом до февраля – марта, и мистраль лишь изредка отгоняет ее: небо очищается, но температура падает.
– Как вы узнали про меня?
Рассказал человек из службы безопасности газеты. Главный редактор хотел, чтобы мы взяли интервью у психологов, психиатров, психотерапевтов – но ведь это уже было сто раз: сколько же можно? Надо что-то новенькое, свежее, вот и решили обратиться к нему.
– Соглашусь при условии, что вы не будете называть мое имя. То, чем я занимаюсь, не покрывается социальной страховкой.
Подозреваю, что на самом деле он хотел сказать: «То, чем я занимаюсь, – незаконно».
* * *
Говорю без умолку уже минут двадцать, стараясь, чтобы он освоился, однако кубинец все это время не сводит с меня изучающего взгляда. Он приземистый, смуглый, седеющий. На нем строгий костюм и галстук. Вот бы не подумала, что шаманы одеваются так.
Заверяю, что все, им рассказанное, будет сохранено в тайне. Нам просто любопытно узнать, многие ли прибегают к его услугам. Насколько я знаю, он наделен даром исцелять.
– Нет, это не так. Не наделен. Исцелить может только Господь.
Ладно, спорить не стану. Но ведь всегда встречаем такого, кто вдруг начинает вести себя странно – или непривычно. И всякий раз гадаем: что случилось с человеком, которого вроде бы знали так хорошо? Отчего он стал таким агрессивным? Что это? Стресс?
А на следующий день он вновь – такой, как всегда. Успокаиваемся, расслабляемся – но лишь до тех пор, пока он внезапно не выдернет у тебя ковер из-под ног в ту минуту, когда ты меньше всего этого ожидаешь. И на этот раз ты спрашиваешь себя не что с ним случилось, а – что ты сделал не так?
Кубинец хранит молчание. Я все еще не сумела завоевать его доверие.
Так это излечимо?
– Излечимо. Но лечить или не лечить – решает Господь.
Ну, разумеется, это я и сама знаю. Но как Он лечит?
– По-разному. Посмотрите мне в глаза.
Слушаюсь его и вскоре мне начинает казаться, что впадаю в подобие транса и не могу контролировать, куда я иду.
– Именем тех сил, что направляют меня, властью, дарованной мне свыше, я попрошу духов, оберегающих меня, чтобы разрушили жизнь твою и твоих близких, если решишь выдать меня полиции или донести в иммиграционную службу.
Он водит рукой вокруг моей головы, не дотрагиваясь до нее. Все это кажется мне настолько диким, что я хочу подняться и уйти. Но пока я соображала, кубинец уже стал прежним – не очень располагающим к себе и не очень отчужденным.
– Спрашивай. Теперь я доверяю тебе.
Я слегка напугана. Но в мои намерения не входило причинить какой-то вред этому человеку. Заказываю еще чашку чаю и объясняю кубинцу, в чем, собственно говоря, суть: врачи, у которых я якобы брала интервью, уверяют, что эффект от лечения проявится не сразу. Наш редакционный охранник, – продолжаю я, тщательно взвешивая слова, – высказался в том смысле, что Господь может использовать кубинца как канал, по которому придет избавление от моей депрессии.
– Мы сами устраиваем себе кавардак в голове. Смятение возникает внутри нас, а не приходит извне. И стоит лишь попросить помощи у духа-защитника, как он проникнет в душу и наведет в ней порядок, подобно тому, как прибирают в доме. Но никто не верит больше в таких духов. А меж тем они смотрят на нас со стороны, рвутся помочь, но их не зовут. Моя работа в том и состоит, чтобы приваживать их к тому, кто в них нуждается, и ждать, когда они сделают свое дело. Вот и все и не более.
А если предположить – чисто теоретически – что человек в один из таких периодов агрессивности разработает изощренно-хитроумный план, чтобы погубить другого. Скомпрометировать его, скажем. Испортить карьеру.
– Такое бывает сплошь и рядом.
Я сама знаю, что бывает, но вот когда эта агрессивность схлынет, когда человек вернется в нормальное состояние, его же сгрызет чувство вины. Разве нет?
– Сгрызет. Сгрызет непременно. И с течением времени это будет только ухудшать его состояние.
Значит девиз Кальвина «После тьмы – свет» – неправильный.
– Что?
Нет, ничего, не обращайте внимания. Я размышляю о монументе в парке.
– Да, есть свет в конце туннеля, если вы об этом. Но бывает порой, что человек, пройдя сквозь тьму на другую сторону, оставляет за собой неимоверные разрушения.
Я предлагаю вернуться к его методу.
– Это не мой метод. Его на протяжении столетий использовали для борьбы со стрессом, депрессией, раздражительностью, тягой к самоубийству и ко многому прочему, чем человек может навредить самому себе.
О, боже мой, кажется, я нашла того, кто мне нужен. Но нужно сохранить хладнокровие.
И это можно назвать…
– Самовнушением. Введением себя в транс. Медитацией. У каждой культуры свое название для этого. Но помните только, что Швейцарское медицинское общество косо смотрит на это.
