— Странно. Мне кажется, что мы знакомы, — произнесла Элис. — Вы родом из этих мест?
— Я прожил здесь всю свою жизнь.
Ее глаза расширились.
— Только не говорите, что жили в Саут-Парке…
— Нет, не в Саут-Парке, — солгал я. — В миссии.
Нисколько не задумавшись, кто-то внутри меня решил уничтожить Саут-Парк, бабушку, отца, мать, Мину и все остальное. Я сделал это без всяких сожалений. Более того, я с огромным облегчением убил Макса Тиволи. Тогда я впервые совершил убийство. Элис, разумеется, ничего не заметила, даже моих кровавых рук, спокойно лежавших на столе. Напротив, лицо ее просветлело.
— В миссии! Вы, часом, не знакомы с мальчиком по имени Хьюго Демпси?
— Не припоминаю такого.
Мой лучший друг тоже канул в небытие. Трупы громоздились вокруг наших ног.
— А-а, — протянула она и покачала головой. — Что ж, я редко бывала в миссии, и вряд ли он еще там.
Элис, ты всегда столь трепетно и внимательно относилась к людям. Неужели ты не узнала того старика, который каждое утро улыбался, когда ты приходила из школы? Старого обманщика, который по субботам готовил тебе чай? Бородатого притворщика, который однажды ночью прижался к тебе и поцеловал, одарив вкусом табака и рома? Наверное, ты считаешь, что жуткий старик умер или еще умирает в своей комнатке в Саут-Парке. За столиком с тобой никого не было.
— И все-таки вы кажетесь таким… — задумчиво продолжала она.
— Вы сказали, что долго отсутствовали. Вы раньше жили здесь?
— Я здесь родилась.
— Вы переехали?
— Да. — Она мягко прикрыла чашку рукой. — Мы переехали, когда мне исполнилось четырнадцать.
— Всего четырнадцать?
— Ага, — хихикнула Элис.
— Куда вы отправились?
— Простите?
Я почувствовал, как на шее учащенно забилась жилка.
— Куда вы отправились?
Элис, похоже, заметила мою напряженность. Все эти расспросы от странно знакомого незнакомца. Однако потом, поскольку не считала подобную информацию важной, Элис ответила.
— A-а, в Сиэтл! — вскрикнул я.
— Видимо, там мы и встречались. Сиэтл — маленький городок.
— Нет, я никогда не ездил дальше Окленда. Однако всегда стремился в Сиэтл.
— Стремились в Сиэтл? — усмехнулась Элис.
— Почему вы переехали именно в Сиэтл?
Она задумалась, поднесла руку к подбородку. На ее лице промелькнуло мечтательное выражение.
— Семья, — пояснила Элис. — Дядя занимался поставками. Мы обеспечивали золотоискателей Клондайка всем необходимым, возможно, вы слышали о нас. «Купер & Леви».
«Купер & Леви». Неужели она не догадывалась, что объявления с названием ее убежища висели повсюду — от театра до самого завалящего бара — и гадкий злодей мог прочесть его? И я прочел. Я заметил то проклятое имя, взывающее к мужчинам по всему Пиратскому берегу, но не обратил на него внимания. Только в чайной я понял, что судьба каждый вечер изо всех сил намекала на разгадку, над которой я бился. Просто я был слишком опечален, чтобы ее увидеть.
— Да, я слышал об этой фирме, — только и сказал я.
— Это были мы. — Элис улыбнулась и, качая головой, устремила взор в чашку.
— Расскажите поподробней.
Она выдернула из ридикюля новую сигарету и надменно взяла ее в рот. Вгляделась в мое лицо, когда я поднес зажигалку.
— Я буду говорить, пока не догорит сигарета, а потом уйду.
Она приблизила губы к сигарете, сигарету — к огоньку, а после начала рассказывать о годах, проведенных без меня.
— Я уехала в Сиэтл вместе с матерью. Лодка остановилась в городской копоти. Сплошные палатки да выжженные дома, почти весь город сгорел дотла неделей раньше — там это обычное дело. Магазинчик дяди процветал, мы вошли в долю как раз в период золотой лихорадки на Аляске. Посмотрим, справлюсь ли я дальше. — И Элис, как заправский владелец магазина, пустилась перечислять: — Зерновая пища, сушеный горох, чечевица, фонари, сани, щелок, сырокопченая колбаса…
— А собак не было?
— Нет, собак им приходилось искать самостоятельно, — усмехнулась Элис. — Тысячи людей жертвовали жизнью, дабы приехать туда, надеялись отыскать золото. Все их мечты… такие… скучные. Я пряталась за мешками с зерном и читала либо выходила на разведку вместе с лучшим другом. Мы садились на разваливающийся на ходу велосипед и катались с холма, один раз мы даже встретили пуму! Изо рта у нее торчали зеленые перья, будто она только что съела попугая одного из золотоискателей. Я еще подумала: бедный попугай, уж он-то повидал мир, не то что я. В общем, было скучно. Дождливо и скучно. Мне повезло, что я встретила мужа, и сразу ушла из магазина. Несколько лет назад мы по дешевке продали свое дело, и я вместе с мамой вернулась.
Сигарета выгорела на треть и тихо потрескивала. Я заметил, что Элис чего-то недоговаривает.
— А как же муж?
— Он не приехал.
— Почему?
— Его уже лет пять нет в живых.
— Так вы — вдова. Сожалею.
Она прикоснулась к маминой броши, и я заметил то, чего не увидел раньше: черная юбка, носовой платок с черной каемкой, черные серьги — ее вдовий траур на исходе. Мое сердце воспрянуло.
— Он был профессором. Благодаря ему я хоть немного повидала мир. Турцию, Китай. И поступила в университет.
— Вы учились в университете?
Элис гневно нахмурилась и гордо расправила плечи.
— А вы полагаете, женщинам ни к чему ходить в университет?
— Да нет, что вы!
— Сигарета почти догорела, — холодно произнесла Элис.
Я покорно улыбнулся и попросил ее говорить дальше, пока не истечет время нашей мимолетной беседы.
— Пока сигарета дымится, прошу, расскажите мне о своем муже.
По ее словам, мужа прикончил туберкулез. Профессор Кэлхоун, ее усатый супруг, уважаемый антрополог, умер, немного не дотянув до сорока лет. Элис говорила о муже с такой невозмутимостью, которая шокировала меня и вселила робкую надежду. Однако впоследствии я понял, что Элис уже лет пять почти ежедневно приходится рассказывать про смерть мужа. Она носила его локон в маминой броши, молилась за него в церкви. Элис все еще была любящей его вдовой, просто время наконец стерло дрожь из ее голоса.
— Он любил гулять по улицам без пиджака, — ответила Элис на мой незаданный вопрос.
— Откуда ему было знать.
Я представил себе, как несчастного профессора Кэлхоуна увозят на медицинском экипаже, а затем пытаются вылечить его туберкулез народными средствами: горячая кровь стекает в жестяную миску. Я представил, как доктора суетятся у загадочных аппаратов, слабительных лекарств и пластырей. Уверен, прикованный к кровати Кэлхоун смотрел на свою молодую жену и проклинал себя за прогулки в смертельно холодную погоду, за такую раннюю смерть, за потерю стольких дней, освещенных сияющим лицом Элис. Слишком много времени мы тратим на себя. Должно быть, Элис поглаживала супруга по голове, пока тот хрипло дышал изнуренными легкими. Второй человек, умерший на ее глазах.
