— И в том письме говорилось…
— Я почти не помню содержание, ведь мы каждый день составляем множество писем…
— Напрягитесь, Луисито. Ради наследия Сервантеса.
— Рискуя перепутать его письмо с заказом другого клиента, осмелюсь все же предположить, что речь шла о крупной сумме денег. Увечный сеньор намеревался получить или вернуть состояние или что-то в этом духе. И еще упоминался какой-то ключ.
— Ключ?
— Верно. Но не уточнялось, какой именно ключ — гаечный, скрипичный или от дверного замка.
Луисито улыбнулся, довольный, что подвернулся повод блеснуть остроумием, да и просто поболтать.
— Больше ничего не помните?
Луисито облизнул губы и впал в задумчивость.
— Он сказал, что, по его мнению, город сильно изменился.
— Изменился в каком смысле?
— Не знаю. Изменился. На улицах больше нет трупов.
— Трупы на улицах? Он так и сказал?
— Если память меня не подводит…
7
Я поблагодарил Луисито за информацию и прибавил шаг, втайне надеясь, что мне повезет добраться до букинистической лавки раньше, чем отец вернется из похода и обнаружит мое отсутствие. Табличка «Закрыто» все еще висела на двери. Я открыл магазин, снял табличку и чинно встал за прилавок, нисколько не сомневаясь, что ни один покупатель даже не приближался к витрине нашей лавочки за те сорок пять минут, что я бегал по городу.
Работы у меня не оказалось, и от праздности я принялся раздумывать, как теперь поступить с романом «Граф Монте-Кристо» и каким образом завести о нем речь с Фермином, когда тот явится в лавку. Мне не хотелось волновать его понапрасну, если дело того не заслуживало, но визит незнакомца и мои бесплодные попытки выяснить, что он замышлял, не давали мне покоя. В иной ситуации я выложил бы другу правду как на духу, без всяких уверток. Однако в данном случае интуиция подсказывала, что следует действовать чрезвычайно деликатно. В последнее время Фермин заметно приуныл, неизменно пребывая в скверном расположении духа. Я же, в свою очередь, изо всех сил пытался поднять ему настроение неуклюжими шутками, хотя мне ни разу не удалось развеселить его.
— Фермин, не оставляйте столько пыли на книгах, иначе скоро начнут говорить, что вместо «розовой» беллетристики я предлагаю «черную», — говорил ему я, намекая на романы в жанре «нуар». Так стали называть детективную литературу о преступлении и наказании, которая в некачественных переводах просачивалась к нам по капле из-за границы.
У Фермина мои жалкие потуги сострить не вызывали даже сострадательной улыбки, и в ответ он не упускал случая произнести очередную апологию скорби и мерзости бытия.
— В будущем все романы окрасятся в черный цвет. Поскольку от второй половины нынешнего кровожадного века так и несет ложью и преступлением, если использовать это слово в качестве эвфемизма. И дух фальши, несомненно, станет главным лейтмотивом конца столетия, — заявлял он.
«Ну, начинается, — думал обычно я. — Апокалипсис в пророчестве Св. Фермина Ромеро де Торреса».
— Напрасно вы так, Фермин. Вам следует чаще бывать на солнце. Вы увидите мир другими глазами, так как витамин D укрепляет веру в будущее.
— Так и выходит, что какая-нибудь тоскливая книжонка стихов одного из выкормышей Франко подается как шедевр мировой литературы, хотя ее не сбудут с рук ни в одном книжном магазине дальше Мостолеса,
[9]
— продолжал он.
В минуты, когда Фермин предавался пессимизму, лучше было не давать ему новой пищи для размышлений.
— А знаете, Даниель, порой мне кажется, что Дарвин ошибся. На самом деле человек произошел от свиньи, так как в восьми из десяти гоминидов
[10]
сидит свиная колбаса, дожидаясь своего звездного часа, — философствовал он.
— Фермин, мне нравится больше, когда вы проповедуете гуманизм и склонны во всем искать положительную сторону. Как тогда, помните, когда вы сказали, что у человека в глубине души нет зла, им просто владеет страх.
— Наверное, я был не в себе. Ужасная глупость.
Весельчак Фермин, о котором я вспоминал с удовольствием, внезапно исчез, а его место занял человек, истерзанный бедами и заботами, которыми он не желал ни с кем делиться. Порой, когда Фермин думал, что его никто не видит, он буквально съеживался на глазах, словно его душу и сердце точила неизбывная тоска. Фермин исхудал так, что от него остались только кожа да кости, и его болезненный вид начал внушать серьезные опасения. Я пытался потолковать с ним, но он категорически отрицал, что тому есть какая-то причина, и вываливал целый ворох немыслимых объяснений.
— Не о чем и говорить, Даниель. Просто все дело в том, что всякий раз, когда «Барса» продувает в чемпионате страны, у меня падает давление. Кусочек ламанчского сыра,
[11]
и я снова здоров как бык.
— Точно? Вы ведь в жизни не ходили на футбол.
— Это вам так кажется. Мы с Кубалой
[12]
практически выросли вместе.
— Но я же вижу, что вы превратились в мощи. Вы либо больны, либо совершенно о себе не заботитесь.
В ответ он продемонстрировал мне бицепсы величиной с крупный булыжник и широко улыбнулся, как будто торговал вразнос зубным порошком.
— Вы только пощупайте. Закаленная сталь, тверже меча Сида.
[13]
Отец связывал неважный вид Фермина с его переживаниями из-за свадьбы и всего того, что это событие влечет за собой, включая братание с клиром и поиски ресторана или закусочной, чтобы устроить банкет. Однако я подозревал, что причина его уныния и скверного самочувствия имеет более глубокие корни. Поэтому теперь меня одолевали сомнения, как поступить: рассказать ли Фермину сразу об утреннем происшествии и передать подарок незнакомца или дождаться более благоприятного момента? Как раз когда я размышлял на эту тему, Фермин появился в дверях со столь постной миной, с какой не стыдно было бы поприсутствовать и на панихиде. Заметив меня, он выдавил улыбку и вскинул руку, словно салютуя мне шпагой.
— Рад вас видеть, Фермин. Я думал, вы уже не придете.
— Я шел мимо лавочки часовщика, и дон Федерико позабавил меня нелепой сплетней. Будто бы сеньор Семпере был замечен сегодня утром на улице Пуэртаферриса, вид он имел интригующий, а его курс и конечный пункт остались неизвестны. Дон Федерико и эта дура Мерседитас интересовались у меня, не завел ли сеньор Семпере подружку, что теперь стало модно среди здешних торговцев, и не из шансонеток ли девица, так как в интрижке с певичкой находят особый шик.
