— Фон Альмен? — Он ставил ударение на «фон», как будто оно было не более чем первым слогом фамилии. — Фон Альмен? Чему я обязан этим удовольствием? После стольких лет. — Радость звучала наигранно, за нею чувствовалось большое недоверие.
— Не знаю, удовольствие ли это. Но интересно будет обязательно.
Они условились встретиться в начале второй половины дня в офисе.
14
Дорога к охотничьему замку не была расчищена. Машина шла юзом, и господин Арнольд с трудом держал виляющий из стороны в сторону «Флитвуд» в колее, оставленной другими машинами и уже заново заметаемой снегом. Они проехали мимо нескольких дворов, в остальном местность казалась вымершей.
Узкая дорога сворачивала в лес. Редкие люди, работавшие там, оставляли свои дела и смотрели вслед внушительному транспортному средству.
На опушке леса дорога раздваивалась. Все следы шин вели влево, а прямая дорога терялась впереди в неопределенной белизне. Где-то там должен быть берег озера.
Господин Арнольд тоже свернул налево, и скоро показался замок, большое фахверковое строение с несколькими башенками. Они подъехали.
Пришлось долго ждать, пока кто-нибудь среагирует на звонок Альмена у ворот. Вышла молодая женщина в белых брюках и блузоне, какие обычно носит персонал по уходу в больницах. Она открыла дверь со словами:
— Дома никого нет.
— Добрый день, моя фамилия Альмен, у меня назначена встреча с господином Веренбушем.
— Господин Веренбуш-младший на работе. А экономка уехала за покупками.
— Тогда он наверняка скоро вернется. Можно, мы его пока подождем?
Сиделка колебалась.
— Я школьный товарищ Терри Веренбуша, — ободряюще сказал Альмен.
Весь облик Альмена и «Кадиллак» с водителем, ожидающий за воротами, казались внушающими доверие. Она открыла дверь пошире и впустила их.
Они вошли в холл, полный охотничьих трофеев. Две лестницы по обе стороны холла вели на верхние этажи.
Сиделка взяла у них пальто, Альмен представил Карлоса:
— Господин де Леон, мой ассистент.
Карлос поставил свой кейс с инструментами и подал ей руку.
— Эрика Хадорн, я присматриваю за господином Веренбушем-старшим.
Она провела их в маленький салон, посреди которого стоял большой стол с аспидной доской. На нем лежало несколько журналов. Комната явно была предназначена для ожидания приема.
— Что, он уже так слаб? — озабоченно осведомился Альмен.
— Ну, он уже несколько лет как ослеп, а это всегда требует большего ухода, чем когда еще видишь.
— Как вы думаете, он обрадуется, если я пожелаю ему доброго дня?
Она колебалась. Он добавил:
— Совсем недолго. Может быть, это напомнит ему о былом.
— Честно говоря: я здесь совсем недавно. В это время его никогда не посещали. Я не знаю, обрадуется ли он.
— Может быть, стоит попытаться?
Она немного подумала:
— О’кей, идемте.
Они последовали за ней по лестнице наверх и по коридору к его двери. За дверью располагалась уютная гостиная с видом на озеро, все еще занавешенное снегопадом. В комнате стояли две витрины, полные предметов из стекла. Вазы, чаши, скульптуры — все в стиле модерн. Большинство — работы Галле.
— Пожалуйста, присядьте на минутку, — попросила сиделка и удалилась в смежную комнату.
Через закрытые двери был хорошо слышен ее голос.
— К вам посетители, — громко говорила она глуховатому старику. — Школьный товарищ. — И еще: — Ненадолго!
Она выглянула из-за двери:
— Господин Веренбуш примет вас ненадолго. Но нужно немного подождать.
Альмен и Карлос огляделись в комнате. Взгляды обоих остановились на витринах, и они кивнули друг другу.
Звонок мобильника Альмена заставил их вздрогнуть. То был Терри Веренбуш.
— Ну ты где?
— Я хотел тебя об этом спросить. Я-то здесь, у тебя.
— Дома?
— Естественно.
— А я тебя жду здесь. В моем офисе. — Это звучало раздраженно.
— Разве мы договорились не дома?
— Совершенно точно нет.
— Извини, значит, я перепутал. Сейчас я к тебе еду. Можешь объяснить мне дорогу?
— Ты едешь… ах, ладно. Я буду через двадцать минут.
Почти десять из них им пришлось ждать, пока Веренбуш-старший подготовится к приему. Сиделка открыла дверь и пригласила их войти.
Альмен встал:
— Только я. Господин де Леон останется ждать здесь.
Веренбуш сидел в кресле с высокой спинкой и подголовником. На нем был костюм с платком в карманчике, светло-голубая рубашка с галстуком, и в воздухе стоял свежий запах туалетной воды. Его седые волосы были густыми и свежепричесанными на пробор. Глаза смотрели прямо, но ни на чем не фокусировались.
— Вы кто? — спросил он неумеренно громко, как бывает с тугоухими.
— Альмен, — крикнул он в ответ. — Йоханн Фридрих фон. Я учился с Терри в Чартерхаусе. Джонни, так меня тогда звали.
— У меня однажды был уборщик, его звали фон Альмен. Раньше нам, офицерам, полагался и уборщик.
— Но то был точно не я, это было задолго до моего времени. — Он сказал это в шутливом тоне, но это рассердило старика.
— Может, то был ваш отец?
Отец Альмена действительно во время войны был офицерским уборщиком, пока не стал ефрейтором.
— Это вряд ли. Мой отец был полковником. Служил в кавалерии.
— Так-так, — пробормотал Веренбуш, — полковник кавалерии. Фон Альмен…
В комнате стояли больничная кровать, шкаф, стол с начатым пасьянсом. На стенах висели пейзажи, написанные маслом, и натюрморты. А в простенке между двумя окнами, через которые в хорошую погоду было видно озеро, — хроника знаменательных событий из армейских времен Веренбуша. Фотоснимки от рекрута до полковника. Групповые фото из его первого похода и далее вплоть до его последнего батальона. И беспомощные самодельные прощальные подарки его подчиненных.
— Итак? Что вы хотите?
Сиделка бросила на Альмена извиняющийся взгляд.
— Навестить вас. Я случайно оказался неподалеку и договорился о встрече с Терри. Вот я и подумал, что загляну ненадолго и к вам.
Веренбуш молчал.
— Так много снега, и это в конце октября.
— Я не вижу, сколько там снега. Я слепой.
— Я думаю, выпало сантиметров двадцать. И снег все еще продолжает идти.
— Мне все равно, сколько там снега. Я больше не выхожу из дома.
