В субботу должна была приехать Серафима с набором продуктов и, может быть, с огуречным лосьоном, без которого поддержание женской красоты превращалось в дело заведомо безуспешное. Ожидание утомило Веру Павловну, и она крепко заснула, вытянувшись на диване с «маминой думочкой» под головой.
Ночью Кукуруза ворочалась с боку на бок, проклинала старость и даже немного плакала, в очередной раз упрекая Николая Алексеевича в черной неблагодарности и коварстве. К утру Верочка почувствовала себя неважно: ее мутило, перед глазами летали черные мухи. Наверное, давление, определила она про себя причину недомогания, но встать с дивана не решилась. «Скорую», разве что, вызвать? – промелькнула в голове здравая мысль и тут же исчезла в неизвестном направлении. – Не буду. Симка приедет – вызовет», – успокоилась Кукуруза и что было силы зажмурила глаза. Внутри стало еще интереснее: образовались длинные пустые коридоры, захлопали форточки, побежали уродливые тени. Верочка полетела в трубу, перегороженную белой дверью. «Расшибусь на хрен!» – разволновалась Вера Павловна и провалилась в темноту.
Из темноты ее вытащил ангел с рыжими волосами до плеч и с торбой за плечами.
– Бабуся! – звал ангел Верочку Серафиминым голосом. – Бабусечка!
– А? – откликнулась Кукуруза на слова ангела и тут же провалилась обратно в привычную уже темноту.
Через час Вера Павловна изволила выйти из тоннеля и вступить в диалог с официальными лицами.
– Бабушка, – проговорил незнакомый голос. – Вы меня слышите?
– А? – выдавила из себя потревоженная Верочка.
– Бабусечка! – зазвенел Симин голос. – Ты меня слышишь?
– Слышу-слышу, – недовольно проскрипела Кукуруза и облизнула пересохшие губы. – Я не глухая!
– Вот это бабка! – жизнерадостно изумился еще один незнакомый голос. – Чуть Богу душу не отдала, а огрызается – «не глухая» она, видишь ли.
– Это кто? – поинтересовалась Вера Павловна, не открывая глаз.
– Медбрат Котельников, – представился голос и растворился среди прочих.
– Бабусечка, – взволнованно звала Серафима. – Ты глаза открыть можешь?
– Могу, – уверила Верочка. – Но не буду. Чего я там не видела.
– Озорница ваша бабка! – Голосом медбрата Котельникова заполнилась вся комната. – Глядишь, выкарабкается. Собирайте. Увозить будем. Кто тут ближайший родственник?
– Я, – признался измочаленный Алексей Николаевич.
– Пишите согласие на госпитализацию.
При слове «госпитализация» Кукуруза открыла глаза и попробовала развернуться спиной к присутствующим, но тут же была водворена на место Серафимой:
– Куда ты?! Лежи спокойно. Иголка в вене.
Верочка попыталась скосить глаза вниз, но не получилось: прямо из головы потянулись какие-то темные нити, удерживающие голову в невесомости. Тогда Вера Павловна, еще раз облизав губы, недовольно мелко-мелко затрясла головой:
– Не поеду.
– Мама, – строго проговорил Лешка-предатель. – Тебе нужно в больницу. Там за тобой понаблюдают, а потом отпустят.
– Ага, – не согласилась Верочка, – как свинью к Рождеству. Не поеду никуда. Отсюда вперед ногами вынесете. Вам же лучше!
– Бабусечка, – чуть не плакала Серафима. – Ну, пожалуйста, так будет лучше. Ну что ты как маленькая?!
– Ты зато, я смотрю, большая стала. Чуть что – бабку, значит, чужим людям. Мало мы в тебя с дедом души вложили. Вот пусть Коля видит, видит, как ты меня в морг отправляешь. Хороша внучка!
– В какой морг? – разрыдалась Серафима.
– В обыкновенный, – стояла на своем Вера Павловна. – Не поеду, и все. А силком потащите – прокляну.
– Очень страшно! – хихикнул Котельников и застегнул замки фельдшерской сумки.
– Мама! – использовал последнюю надежду Алексей Николаевич. – Ну я тебя прошу. Ну, хочешь, я на колени встану? Только поехали в больницу!
– А когда ты дурковал, я перед тобой на колени вставала, ты послушал?
Предателю Лешке стало не в жилу…
– Вот и не проси меня ни о чем. Сказала: не поеду.
После Верочкиных заключительных слов бригада «Скорой помощи» заметно оживилась и стала собираться на выход. Серафима держала доктора за рукав и тревожно переспрашивала:
– Точно не инфаркт?
Доктор устало качал головой.
– Точно не инсульт?
– Точно, и не инфаркт, и не инсульт. Гипертонический криз, предынсультное состояние. При должном уходе все выправится. Вызывайте врача. Все, что нужно, мы ей ввели. Участковый невропатолог сделает основные назначения. Всего хорошего.
– И вам, – еле слышно проронила Серафима, до сих пор переживающая смерть любимого деда.
Медбрат Котельников выходил из квартиры последним. Почувствовав спиной тяжелый сумрачный взгляд Алексея Николаевича, он оглянулся:
– Слышь, мужик, ты за мать не беспокойся. Оправится. Уж дюже вредная она у вас старушонка, такие долго живут. Бывает, через день «Скорую» вызывают, а все равно живут. И пока время их не наступит, так и будут родственникам кровь пить. А потом – ра-а-аз, и миллион под подушкой. Шучу, шучу! Нормально все будет.
Чтобы стало «нормально», установили дежурство. Испугавшийся сиротства предатель Лешка нанял сиделку и временно переехал к матери, Серафима же приняла на себя субботу с воскресеньем. Через три дня Вера Павловна оказалась способна вносить коррективы в продуманное расписание, и первое, что она предприняла, было увольнение сиделки.
– Чего сидишь?
Сиделка посмотрела на Верочку с жалостливым выражением лица, но ничего не ответила, диагноз был ясен – старческая деменция.
– Я тебя спрашиваю!
– Алексей Николаевич нанял меня для того, чтобы вам был обеспечен полноценный уход.
– А то я без Алексея Николаевича не разберусь, какой уход мне нужен. Подними-ка меня.
Сиделка усадила Верочку в кровати, подложив той под спину несколько подушек, и вопросительно посмотрела на пациентку.
– Значит, так, – заявила Верочка. – Чужих в доме не терплю. В туалет и без тебя догадаюсь, как сходить. Тебя как звать-то?
– Наташа, – растерялась сиделка.
– Ты вот что, Наташа. Ты иди уже, Наташа.
– Мне Алексей Николаевич заплатил за неделю вперед.
– Щедрый какой, ты смотри! Вот и сиди около него неделю.
– Четыре дня, – уточнила сиделка.
– Хоть всю жизнь!
– А что я Алексею Николаевичу скажу?
– Так и скажи: «Выгнала меня Вера Павловна. И дверь закрыла на ключ».
Кукуруза порылась под матрасом с правой стороны, достала затертый кожаный кошелек и, выудив из него несколько разноцветных бумажек, протянула их девушке:
