– Кстати об Онэргапе: он так разъярился в результате моих действий, что во время наших побоищ плескал огнем и смертью шире широкого. В городе почти не осталось людей. Кто сгорел, кто задохнулся от чада, а кто просто сбежал. В Камарге нет ни Алой тысячи, ни страж – дворцовой или уличной, ни эфестов, ни гиптов, ни метисов и квартеронов. Даже циклопы ушли. Жизнь в городе Камарг, в метрополии тысячи колоний, осталась сейчас только в Монастырском переулке, сохраненном от гибели молитвами обитавших здесь монахов; да, может, еще роется пара сотен людей где-нибудь на пепелищах. Вы же трое останетесь в «Мистике».
Пока Делламорте говорил, открылась дверь и на пороге объявился Танкредо. На каменном его лице ничего особенного прочесть было нельзя, но крутил головой он так растерянно, что было ясно: за время долгого разговора всадника и лучника он успел прогуляться в город и убедиться, что гексенмейстер не обманул. Камарг превратился в декорацию Камарга. Блестели под зимним солнцем богатые дома, переливались шары времени на городских стенах, сверкал снег на вывеске «Медные лошадки для мальчиков столицы», а одна лошадка, самая дорогая, даже медленно перебирала ногами на месте. Танкредо порадовался, потому что знал: таких лошадей делали только гипты в глубинах своих дворцов, и позволить себе это чудо мог только очень богатый камаргит. Что еще двигалось, помимо лошадки? Да, пожалуй, Ка и Ма спокойно несли воды в океан, а горные скворцы во дворце, спотыкаясь, заводили свои веселые песни. Но в целом всюду было пусто, и дыхание жизни затихало: уцелевшие жители покидали Камарг.
– Прошу, – сказал Делламорте и сделал приглашающий жест внутрь. – Заходи, изумруд мой яхонтовый, стоять на пороге – плохая примета. Где же добрый Эзра?
– Пошел в город, – ответил гипт и вошел.
Дверь за Танкредо закрылась. Через несколько минут из пустой комнаты вышел магистр Делламорте. В руках у него были все те же книги, а лицо выдавало такую степень усталости, что он, как будто сам не желая осознавать ее, надел маску.
– Содом, Сотин
[60]
и Гоморра, – бормотал гексенмейстер, поднимаясь в седло, убирая книги и одобрительно похлопывая жеребца по шее. – Содом, Гоморра и Камарг.
Он застегнул плащ, поднял голову и посмотрел на небо, где безжизненным воспоминанием о себе висел Красный Онэргап. Теперь это был Онэргап Серый – глаза и окривевший рот мертвого бога были закрыты, уцелевшие после ночной битвы руки свисали мертвыми плетьми. Труп этот в лучах веселого зимнего солнца было видно все хуже, и весь он как будто окутался облаком уныния. «Незавидная служба, – подумал доктор, – сидеть на небе и днями напролет выслушивать стенания, мольбы и клятвы. Пускай же отдохнет». Вслух он этого говорить не стал из уважения к поверженному противнику, а вместо этого, пробормотав с сожалением: «А я-то мечтал в конце всей этой заварушки выпить чего-нибудь бодрящего в “Сангандском ветеране”», – кратчайшим путем направил жеребца к городской стене. Жеребец понимающе кивал.
От разрушенных ворот кто-то отчаянно махал магистру рукой.
– Добрый Эзра, – удивился Делламорте, подъезжая, – что ты делаешь в пустом городе?
Эзра улыбался во весь рот.
– У меня здесь хозяйство, магистр, – сказал он с такой гордостью, как будто хозяйством его был теперь весь город, и протянул Делламорте кружку с чистой водой. – Вот, это тебе сейчас нужнее всего. А выигрыш ты и сам взял.
– И правда, – согласился гексенмейстер и сделал глоток. – Что ж… Останешься тут?
– Если можно, – потупился Эзра, забирая кружку, – я бы хотел. Пока ты будешь… разбираться с остальными городами.
– Хорошо, – согласился магистр и кинул ему тяжелый кожаный кошелек. – Тогда держи. На развитие бизнеса. Хотя даже и не знаю, нужны ли теперь здесь кому-нибудь деньги.
– В Ламарру третий поворот направо, а затем налево, по широкой дуге, меж двух степей и к предгорьям, – поспешно сказал Эзра, свято уверенный, что такого, чтоб деньги никому не понадобились, не бывает, а также вспомнивший, что карпов в его пруду уже черт-те сколько никто не кормил. – Через месяц доберешься, пожалуй.
– Lo so
[61]
, – ответил Делламорте, опустил капюшон и пришпорил жеребца. Тот взял с места в карьер, как будто соскучился по дорогам.
III. Чужие города
1. Берега
Разрушение Камарга неизбежно отозвалось во всей «тысяче» его колоний, посыпавшихся в небытие, как костяшки домино. Кто-то успел убежать из столицы за недолгое время между отходом с «периметра» Алой тысячи и окончательным выплеском смертельного огня Онэргапа, в красках живописуя в местах прибытия картины гибели ненавистно-желанной метрополии. Кто-то еще во время блокады поборол страх и переправил известия во внешний мир – по полой медзунамской почтовой змее или через птиц. Как бы то ни было, наиболее быстрые разумом жители поспешили бросить насиженные места и пустились в опасный путь – кто куда.
Мы уже отмечали, что основная жизнь Ура тяготела к побережьям. При этом плавали в основном малым каботажем, и невероятная история об эффектном отбытии тринадцати кораблей в бесстрастно-лазурную пустоту Пребесконечного океана уже давно вошла в легенды. (Уплывшие не вернулись, и никто не мог сказать наверняка, погибли они или нет, а возникавшие порой слухи о том, что кто-то приплывал домой, были слишком расплывчаты и редки. Романтики, впрочем, верили в Полотняную книгу и считали загадочный Рэтлскар чем-то вроде земного рая – недостижимого, но существующего.) Империю Камарга проще всего было сравнить со стиснутым кулаком, где побелевшими от напряжения костяшками были колонии – все как одна на побережье Пребесконечного океана, не разжимающие хватки, не выпускающие любопытных и умелых пальцев в морскую даль
[62]
.
Одной из колоний состоял Маритим – главный порт земли, окно в обжитой океан, город, который никогда не спал. Лишь однажды Маритим, занимавший самый западный мыс, уступил морское преимущество и был вынужден стерпеть это – когда «Скиф» с флотилией ушел из Бархатного порта в океан. В обычное же время торговая активность здесь была столь высока, что праздным наблюдателям в порту было не протолкнуться. А посмотреть здесь было на что: конечно, диковинные штуки и эксцентрические персонажи и оседали рано или поздно в столице, но все-таки в Горячей Глотке (так называли Маритим местные жители) можно было найти самые удивительные вещи. Поэтому добрый Эзра ошибочно предположил, будто, покинув Камарг, всадник пересечет материк и отправится во владения эфестов, в холодную Ламарру, – напротив, путь его лежал именно сюда, в теплое подбрюшье империи. Не станем винить много пережившего трактирщика в этом заблуждении: он и так успел продемонстрировать за последние дни чудеса проницательности. Лучше проследим за событиями, отстоявшими от распада Камарга на несколько суток.
