Люди, вынужденно обосновавшиеся здесь, когда первый военачальник оставил их на острове, направили всю свою изобретательность и силы на превращение поселения в город-сад. Военачальничье правление им в этом помогало – в городе были распространены общественные работы под победительными лозунгами. Рэтлскар, ограниченный по территории как любой остров, улучшался себя изнутри, чему способствовало отсутствие внятной внешней угрозы. Да, люди поселения забросили обе гавани – и ту, куда прибыли корабли эфестов, и за скалами Мастго, выходы к которой знали только члены товарищества рыбохотов. Но это было все, что они забросили, – и не без причин: в городе боялись океана – все, даже рыбаки. Зато остров любил сушу, строительство и стекло. Город рос в высоту, причем не тупыми однообразными башнями, а ажурными кружевами, зачастую выполненными из стекла, которое, как известно, было очень популярно во всех производных Камаргской империи.
На рассвете и на закате хрустальный город горел все теми же безумными красками осени, которую хранил в Рэтлскаре сезон Фол, и небо над ним никогда не пустовало – в нем носились, свиваясь в шары и спирали стаи острокрылых птиц, похожих на листья ухоженных, отманикюренных деревьев. Жители города, дисциплинированные и ночным правлением наездников, и вездесущим трибуналом, и беспределом, чинившимся последние годы лордом Кэтанхом, как любые люди, достойные своего правительства, почти не роптали, а если и боялись, то так, как боимся все мы. Только мы боимся обычных вещей – болезней, опасностей для близких, смерти, тюрьмы и сумы, а поселенцы вдобавок к этому привычно боялись ночи и непредсказуемой власти.
Эфесты разделились на две части: половина расположилась в городе, воспользовавшись гостеприимством военачальничьей четы, половина осталась на кораблях, поднявших якоря и как-то задумчиво разбредшихся в водах вокруг острова, словно обследуя скалы, стены и таинственный акведук, ведущий неизвестно куда.
Коридор, вскрытый магистром искусств с такими сложностями, не вывел его, как можно было бы ожидать, наружу. Он привел его в очередную каменную лакуну где-то в теле титанической каменной ноги того гриба, в шляпке которого располагался преславный Рэтлскар. Магистр выдохнул, уложил спящего ребенка на землю и решил заняться привычными созидательскими делами. Спустя долгое время, во время которого мы чуть выше озирали красоты замка на острове, наш глаз, не следивший за ним некоторое время, мог бы отметить значительное улучшение состояния всадника. Теперь на нем не оставалось следов крови, а на темно-серой стене, противоположной той, что закрылась за ним, когда он миновал первый коридор, появился ряд белых знаков, нанесенный твердой рукой графика. Гексенмейстер опустился на камни неподалеку от мирно спавшего принца и почему-то с сомнением разглядывал свой стилет, как будто раздумывая, можно ли использовать его для какой-то тяжелой физической задачи.
Тут раздался громоподобный удар, и кусок стены, очерченный белыми преобразовательными знаками, вылетел внутрь, и вместе с его обломками на зеленый ковер ввалился совершенно мокрый человек. Вернее…
Вернее, то был эфест. Нынешний предводитель Детей, заскучавший в быстро изученном городе – он возглавил обзорную экспедицию острова так, как эфесты умели делать это еще со времен Орранта. То есть в местных скалах и дорогах не осталось ни одной щели, в которую не проник бы взгляд тренированных следопытов. Отмахнувшись от предупреждений военачальничьей четы, эфесты даже поднялись на Стаб, но не обнаружили там ничего, кроме довольно свежих следов разрушений вблизи вершины. Тогда они предположили, что Враг перебрался на материк, но прежде чем отправиться искать его там (упрямый Галиат утаил от них историю с переправой и обнаружением яйца Жука), все-таки решили доисследовать остров. «Где-то же должны быть эти Свинцовые горы, – сказал Аиме Сард, – место, куда возвращаются всадники. Куда возвращается Всадник», – поправил он себя. Подобный головоломке Рэтлскар более всего походил и на убежище и на штаб-квартиру всадника.
Так городские и сухопутные изыскания экспедиционных сил плавно перешли в скалолазательные. Вскоре в военном поселении не осталось ни одного необследованного стеклянного моста, ни одного трактира, облицованного расписными глазурованными панелями с изображением красных и желтых листьептиц, ни одного подвала с золотыми померанцами и ни одной оружейной лавки с диковинным оружием, уже давно производимым на острове не для боев, а для украшения богатых жилищ. Тогда эфесты, осмотревшие стеклянный остров-торт сверху, переключились на его подводную часть.
Итак, преобразователь определил слабое место в камне, через которое планировал выйти сам и вытащить Фаэтона – подкаменный ход был безопаснее, чем открытые воды, сплошной толщей окружавшие остальные исследованные стены лакуны. Что до предводителя эфестов, то он попал к пещере через очередное стеклянное сооружение – дворцовый колодец, питавшийся подземными ключами, создававшими постоянную, не смешивавшуюся с морской, пробку пресной воды в верхней части стеклянной трубы. Неясно, что заставило его нырнуть именно в эту ледяную купель.
Дворцовый колодец был самым красивым на острове: по бортику его инкрустировали уже не стеклом, но каменьями, по стене искрились прозрачные голубоватые ступени, сужавшие витки книзу… Этот же колодец использовали для ритуального омовения новорожденных военачальничьих детей – во время закрытой дворцовой церемонии наследников опускали в ледяную воду в веревочной корзине. Видимо, некое чувство, противоположное инстинкту самосохранения, изначально присущее детям эфестов, заставило предводителя экспедиционного корпуса спуститься по ступеням и уйти сначала под прозрачную, а потом и под изумрудную воду. Может быть, наши читатели помнят, что все эфесты, выросшие на крутых берегах Мирны, хорошо плавали. В особенности легендарный правитель прошлого – Оррант. А еще лучше плавали их дети, способные поспорить в умении рассекать холодную воду подо льдом с тюленями и пингвинами.
И все же Сарду повезло. Если бы магистр не подготовил стену, эфесту не достало бы сил проломить камень после плавания по темному каменному коридору, лишенному света и – естественно – воздуха. Но стена была ослаблена, и эфест, в отчаянии и наугад обрушивший на нее удар короткого меча, свалился на дно пещеры. К счастью, Делламорте и тут успел – немедленно запечатал образовавшуюся дыру, успев не дать воде захлестнуть младенца. Случилось странное. Предводитель, уже дважды встречавшийся с магистром искусств Делламорте, плывший в темной и холодной подземной воде, чтобы найти его, – не узнал того, кого искал.
– О Мирна и Санганд! – вскричал эфест, увидев у противоположной стены высокого человека, черт лица которого никак не мог разглядеть. – Значит, легенды не лгали!
– О Посейдон, брат Аида, – пробормотал в ответ человек, оглядывая непрошеного гостя и чуть крепче сжимая клинок. – Вот уж кого мне здесь и сейчас совсем не надо бы.
– Ты говоришь на Старом языке
[146]
, – благоговейно продолжал предводитель, изо всех сил вглядываясь в силуэт. – Ты находишься в подводной подземной лакуне, и твоя одежда совершенно суха… У тебя есть воздух, и ты не нуждаешься в пище!
