– А как же Бартон?
– А что Бартон? Думаешь, почему он пьет?! Доктор Милт нашел его на какой-то богом забытой планете, среди дикарей, умирающего от рака печени. Он вылечил его, заменив изношенные органы искусственными, оставив за собой право в любой момент остановить их работу. Так что Бартон считай на половину такая же машина, как и все эти чертовы создания вокруг! Думаешь, твоя жена и ребенок люди?! – горький смех Ферри заполняет пустоту, звенящую в твоей голове.
– Твоя планета… – говоришь ты. – На ней есть лето?
– Конечно, есть, – говорит Ферри. – Только нам никогда не попасть туда.
– Я знаю одного капитана… – ты невольно вглядываешься в лица прохожих. – Думаю, с ним можно будет договориться.
Глава вторая
Бартон открыл глаза. Веки были тяжелыми. Голова гудела. Смуглая аборигенка спала рядом. Ни лишнего веса, ни выпирающих бедер, ни прыщей. Бартон вспомнил древнюю легенду о том, что боги, создавая в доменной печи людей, извлекли белых чуть раньше положенного срока, и потому они такие несовершенные. Он положил тяжелую руку на гладкую женскую ягодицу, но похмелье было слишком сильным, чтобы желать еще одной близости с этой дикаркой. Он попытался вспомнить прошлую ночь. Из чего, интересно, они гонят то пойло, которым потчуют всех приезжих?!
Дикарка открыла глаза, посмотрела на Бартона и улыбнулась. Какая-то животная нежность сверкнула в черных глазах. Наполненные молоком груди вздрогнули. Она поднялась с кровати. Младенец спал в колыбели, сплетенной из неошкуренных веток кустарника, растущего возле деревни. Розовые губы обхватили набухший сосок. И снова глаза. Черные, дикие, с животным инстинктом оберегать свое дитя. Кучерявый мальчуган лет пяти вбежал в хижину и начал что-то выпрашивать у матери.
– Молоко. Молоко, – разобрал Бартон.
Он вышел из хижины, когда мальчуган присосался к свободной груди дикарки и заурчал, как довольное животное.
– Мне здесь не нравится, – сказала ему Милли, наливая мутную воду из кувшина в его сложенные лодочкой ладони.
Бартон сполоснул лицо, забрал у Милли кувшин и вылил его на свою гудящую голову.
– Где Тайлер? – спросил он недовольную женщину, посмотрел на часы и тихо выругался. – Принеси мне костюм.
– Уже слишком поздно.
– Я сказал, принеси мне костюм!
– Нет, – Милли деловито выставила вперед маленькую грудь.
– Беложопая сука! – буркнул Бартон, сгреб женщину в охапку и отодвинул в сторону, убирая с пути.
Пригретые теплыми лучами далекой звезды мухи зажужжали, оставляя облюбованный ими кусок брезента, закрывающий вход в хижину Милли. Испуганный туземец, прячась под пожелтевшей простыней, уставился на Бартона черными глазами.
– Пошел вон отсюда! – верещала за спиной Милли.
– И давно ты приводишь их сюда?
– Я сказала…
– Значит, давно, – Бартон открыл свой чемодан, достал костюм, выбрал менее засаленную рубашку и вышел из хижины. – На твоем месте, – сказал он Милли, – я бы поджарил ему бекон и собрал пару цитрусовых… Могу показать, где они растут…
– Пошел к черту!
– Только после тебя.
* * *
Посадочные двигатели туристического корабля выжигали разогретый далекой звездой бетон. Рубашка прилипла к вспотевшей спине, и безупречный костюм начал казаться на пару размеров меньше. Подул сильный ветер, поднимая с бетона осевшую пыль. Тайлер прикрыл рукой глаза. Мужчина и женщина. Они спускались по трапу, улыбаясь встречающим их аборигенам. Танцы. Иногда Тайлер спрашивал их, с трудом подбирая слова на местном наречии, почему они встречают всех туристов танцем «кайрам»? Черные тела извиваются, вздрагивают, напоминая дикие любовные игры местных животных.
– Какая мерзость! – скривилась женщина. Ее черные глаза скользнули по танцующим аборигенам и остановились на Тайлере. – А вот это уже лучше, – сказала она.
Тайлер представился. Рука женщины была холодной. Она протянула ее с какой-то беспечной небрежностью. Но глаза… В них Тайлер видел любопытство, которое грело его лучше, чем десятки страстных объятий местных чернокожих дикарок…
– Очень приятно! – затряс руку Тайлера мужчина. – Меня зовут Адам Милт, а это моя жена Кит. – Тайлер помрачнел.
– Вы прилетели только вдвоем? – спросил он Милта. Получил утвердительный ответ и сказал, что это должно быть очень дорого.
– Разве эмоции не бесценны?! – снисходительно улыбнулся Милт, словно деньги не имеют значения. Его жена недовольно поджала губы, и Тайлер решил, что слова Милта не более чем фарс.
– Маленькие глупости, – сказал Тайлер. – Вот что по-настоящему бесценно, а все остальное лишь обстоятельства и пейзажи.
– Так вы – философ? – спросил его Милт.
– Всего лишь человек, – он посмотрел на женщину.
Она улыбнулась ему. Аборигены заканчивали танцевать кайрам.
– Что будет после? – спросила Тайлера Кит, проходя мимо лоснящихся от пота дикарей.
– Может быть, на одного аборигена больше, – он коснулся ее холодной руки. – Надеюсь, вас это не оскорбляет?
– Нет.
– А вас? – неожиданно спросил Милт. Он обернулся и смотрел на Тайлера, ожидая ответа.
– Я уже привык, – Тайлер пожал плечами и посмотрел на Кит. – Дайте этому миру пару дней, и вы не заметите, как станете его частью.
– Думаете, моя жена будет танцевать кайрам? – спросил Милт.
– Это всего лишь маленькая глупость…
* * *
В номере восьмиугольной одноэтажной гостиницы из белого камня не было ни кондиционера, ни душа. Кит сбросила платье и легла на жесткую кровать.
– Что ты делаешь? – спросил Милт.
– Ничего, – Кит взбила густые черные волосы. Капли пота блестели на ее груди. – Я подумала… – она облизала полные губы. – Если ты не можешь любить меня дома, то может быть, здесь…
Милт не дослушал ее. Вышел на улицу и, запрокинув голову, посмотрел на небо. Полуобнаженная дикарка набрала в кувшин воды и, увидев Милта, улыбнулась ему. Открытая, непорочная улыбка, которая не значит ровным счетом ничего.
– Когда-нибудь я познакомлю тебя со своей женой, и ты научишь ее улыбаться также, – сказал дикарке Милт.
Она что-то пролепетала на своем языке и ушла.
– Надеешься, что с другими получится лучше, чем со мной? – спросила Кит, проходя мимо мужа. Одежды на ней не было. Смуглая кожа лоснилась от пота.
– Что ты делаешь? – спросил Милт.
– Хочу искупаться, – Кит подошла к озеру.
Пара аборигенов ловила рыбу.
– Как думаешь, – сказала она мужу, – если я хорошо попрошу их, то они научат меня танцевать кайрам?
