На Западе такую ситуацию хотя и не одобрят, но ни стыдить, ни вмешиваться не будут. А
русский человек мимо не пройдет. Всегда откликнется на крик, причитания, особенно когда он там совершенно не нужен.Нужно будет, не дозоветесь. А не нужно – не отобьетесь.
Галя, наш человек, не удержалась:
– А я вот возьму и заберу вашего мальчика. Ну-ка, пойдем ко мне? Я увезу тебя далеко-далеко, от этой плохой мамы.
Мальчик обнял мать, уткнулся ей в живот и затих*.
*Комментарий психолога
Наше воспитание держится на страхе. Чтобы ребенок затих, его нужно испугать. А не заинтересовать, как советуют некоторые западные педагоги-гуманисты.
– Спасибо вам большое. Как будто нашло что-то.
– Устал, наверное.
Женщины разговорились. Надя, так звали новую знакомую, была из Красноярска, здесь уже пару лет жила с мужем. Муж – один из многих русских программистов, работающих в «Майкрософте», головной офис которого находился как раз в Сиэтле.
– Я тоже программист, веб-дизайнер.
– Давно тут?
– Неделю. Работу ищу.
– Может, спросим Никиту? Поедем к нам?
– А что? Можно.
Надя, ведя машину и оглядываясь на сына, которого, как выяснилось, звали Семой, предложила:
– Если Никита не поможет, можно найти работу бэби-ситтера, няни. Мне и самой помощь нужна, пойдешь?
– Я подумаю. У меня дочка, я ее хотела бы забрать. Поэтому нужна серьезная работа. Пока интернет-заказов хватает, но по минимуму.
– Тогда нужно замуж выходить. Еще родишь. Будешь, как я. А что, вот Семка подрастет, я смогу свою фирму открыть. Я учусь на дизайнера, но только интерьерного. Посмотришь, как у меня в доме – все сама придумала.
* * *
Мужчины объединяются по уровню доходов, а женщины – по уровню расходов.
Им же вместе ходить по магазинам, в одну и ту же парикмахерскую. Если ваша подруга сменила общего парикмахера на что-то новое и более дорогое, пиши пропало, женской дружбе конец. Мужчины интересуются способами добычи денег, какие способы – такие и прибыли. Мужчины ценят друг друга за рабочие характеристики, за способность к производству продукта. Женщины – за способность всему этому богатству найти применение. Производство, любое, всегда требует солидарности, объединения или обмена ресурсами. Распределение – это конкуренция, демонстрация вкладов, потребительская реклама.
Мужская дружба держится на солидарности, а женская – на конкуренции.Если вы встретите настоящую женскую дружбу, то знайте – это на самом деле мужская дружба, дружба мужских начал, которые есть во всякой женщине и которые активируются в условиях отсутствия мужчин. А мужчины в условиях сурового выживания демонстрируют свои самые благородные черты.
Именно благородство, а не половые признаки, отличает мужчину от женщины. Благородство – это выдержка, способность удержаться от истерии при первых признаках угрозы, реальной или мнимой.
Слабый человек не может быть благородным, у него просто не хватит духу.Даже если воспитывать его в рафинированной аристократической среде, он начнет малодушничать, тревожиться, метаться и срываться на поступки, о которых и ему самому не захочется потом вспоминать, а захочется вычеркнуть из жизни как случайность. Мы ждем от мужчин благородства, а женщину хвалим уже за то, что она не сдает подруг с потрохами, чтобы создать для себя благоприятный фон. А это в условиях жесточайшей женской конкуренции в России очень трудно.
Россия, конечно, была далеко от Галины, но, выезжая за рубеж, человек берет с собой все свои привычки.
Для русских, с их имперским размахом, родина – везде.Уж во всяком случае для русской женщины, которую скоро и за Полярным кругом можно будет встретить. Мне кажется, если пингвинов признают за людей, то первыми их женами станут русские женщины – нет, не из любви, а из любопытства. Основной наш принцип – ввязаться в историю, а там уж, как говорится, поглядим.
Когда ты новичок, все равно с чего начинать.
* * *
Ехали долго, на какой-то остров, в поселение программистов, как объявила не без гордости Надя. Дом оказался не то что большим, а огромным, грубо слепленным замком, висящим, как ласточкино гнездо, над озером. Огромные окна выходили во все стороны, но по-настоящему красивым и завораживающим был только вид на западную сторону, на закате.
– Дом тоже ты проектировала?
– Нет, это мы купили в кредит. Он стоит миллион, но мы можем себе это позволить. Правда, я из-за этой работы мужа не вижу.
– Я тебя понимаю. Программист – это приговор. И ему, и его семье. Но разница в том, что ты живешь в роскошном доме, а у меня была только квартирка в Одинцово, одна комната – и офис, и спальня, и гостиная.
– Мы тоже бедствовали. Но там ты узник одиночной камеры, а тут – узник замка Иф. Все равно раб. Мне всех нас жалко… Хочешь что-нибудь выпить? Я сегодня еще должна ехать за рассадой, хочу клумбу оформить, а тебе могу налить.
– Я бы горячего чаю выпила. Я все время мерзну. Сыро тут у вас.
– Да я тебе сейчас носки шерстяные принесу и кофту. Носи, мне уже не нужны. Я привыкла. К дождям только не привыкну никак. Депрессуха.
Надя исчезла на лестнице, ведущей на второй этаж, Галина осмотрелась. Никакого особенного дизайна она не увидела. Монотонные бежевые стены. Разве что рояль, огромный, необычный, из слоновой кости, что ли. Он бы терялся на фоне стен. Но, подойдя поближе, Галя нашла его шикарным.
– Это мне муж подарил. Я же музыкальным работником была. Но здесь почти не играю. Не хочется. Вот, надень.
Надя успела переодеться в платье и туфли. Ей нравилось хвастаться, она была счастлива, что у их красивой жизни появилась зрительница, и уж ее-то она просто так не отпустит!
Как Галя ни пыталась оставаться внутренне спокойной, а все-таки масштабы жилища и виды из окон произвели на нее неизгладимое впечатление. Она никогда не бывала в таких домах, ей даже в голову не приходило, что они существуют в действительности. Самый большой дом в Васильевке был у дяди Феди, каменный, на целых семь комнат. Строил он его так тяжело и долго, что за время строительства умерла его жена, а сыновья уехали в город. Но для постройки такого огромного особняка, как у Нади, нужно было бы уложить в землю всю семью.
– Ну так пойдем, посмотришь, как наверху.
Сема все это время возился с игрушками и не издавал ни звука. Хороший мальчик.
Второй этаж был мрачным из-за маленьких окон. Стены, выкрашенные в вишневый и лиловый цвета, наводили ужас.
– Классно, да?
– Красиво, – скрипнула Галя.
«Да у этой дизайнерши вообще нет вкуса. Оформление как для дурдома или тюрьмы. Здоровым людям тут не место».
В спальне, которой Надя, похоже, особенно гордилась, стояла большая черная кровать. Потолок тоже был черным, или темно-синим, во мраке комнаты без окон не разглядеть. Одеяло лиловое. Любовью тут можно было заниматься только под дулом пистолета или из некрофильских соображений: душить друг друга в объятиях, наслаждаясь конвульсиями умирающего в твоих руках возлюбленного.
