Сема подошел к телевизору и нажал на кнопку. Ему разрешали смотреть все, что он хотел. А он смотрел все, что попадалось. Рассказывали об урагане, который приближался к Флориде. Деревья гнулись до земли, воды было по пояс. Число жертв достигло 11, и это только по предварительным данным.
Видеть это месиво было невыносимо.
– Сема, это нельзя детям смотреть. Это страшное кино. Мы лучше найдем…
Но волна тошноты унесла ее в туалет. А когда она наконец оторвалась от унитаза, с выкорчеванными, как деревья после урагана, внутренностями, услышала за спиной:
– Can I help you?
Это была первая в жизни фраза, сказанная Семой на человеческом языке.Галка обернулась, обняла мальчика и разрыдалась – она то ли плакала, то ли смеялась. Их обоих будто прорвало.
Вечером Галя должна была ехать с Семой в университет на лекцию о русской эмиграции. По Полиному совету она решила не пропускать мероприятий русскоязычной общины, чтобы расширить контакты, «социализироваться», не одичать. И хотя такие усилия по своему укоренению в Америке казались все бессмысленнее, Гале было легче в обществе, чем один на один со своими тяжкими думами. Да и Сему нужно в люди выводить. Тем более что он оказался англоговорящим ребенком, поэтому все понимает, может даже лучше, чем она сама.
Лекция проходила в университетском лекционном зале с небольшим амфитеатром. Слушателей было много, и Галя с мальчиком устроились на одном из боковых стульев поближе к выходу – на всякий случай. Читал доктор наук «из советских», пенсионер, который от нечего делать решил выступать перед публикой. Пафос его речи был предсказуем:
лучшие умы в Америке – это русские, а лучшие русские – это евреи.Ничего нового, бесполезная трата времени с точки зрения рынка и прибыли (американцы на такие лекции не ходят), но такие слова необходимы для поднятия боевого духа среди эмигрантов. Подобные лекции были более адекватны, чем проповеди в молельных домах, но тоже с претензией на национальную исключительность.
Очень скоро Галя почувствовала на себе заинтересованный взгляд профессорского вида мужчины лет 35–40. Он словно гипнотизировал ее. Чтобы испугать его, она широко улыбнулась. Мужчина смутился, огляделся по сторонам, как будто не поверил, что улыбка дарована ему. А потом, поймав Галин взгляд, улыбнулся в ответ. Может, этот человек в очках – американский профессор, который мечтает жениться на беременной разведенной украинке без каких-либо видов на американское гражданство, но с добрым сердцем и намерениями? Сема ни с того ни с сего захотел, чтобы его взяли на руки. Ну да, у нее еще есть глухонемой мальчик в придачу.
Лекция подходила к концу по мере того, как люди покидали зал.
Галя тоже вышла, но позволила американцу догнать себя.
– Здравствуйте, меня зовут Стив, – сказал он четко, медленно, чтобы и ребенку было понятно.
– Галя, – протянула ему руку в знак дружбы. Не сердиться же на мужчину за его интерес.
И они вышли вместе на улицу.
– Моя машина. Вас подвезти? – махнул Стив в сторону.
– Спасибо. Да.
Галя выбирала самые короткие слова и фразы, чтобы Стиву было легче ее понимать, а она могла, если что, перевести.
– Это ваш сын? – вежливо спросил американец.
– Нет, я – няня. То есть я – дизайнер, на компьютере. Но сейчас помогаю, две недели. Его зовут Сема.
– Сэм, – подсказал он.
– Да, Сэм, конечно. Он стесняется. Confused, – объяснила Галя молчание мальчика.
Они сели в машину. Галка спросила из приличия:
– А вы кем работаете? Job?
– No job. Безработный, – он выговорил длинное слово очень хорошо, как часто употребимое.
– Я тоже…
– А где ты живешь? – поинтересовался Стив, куда везти пассажиров.
– У Семы в семье, временно. – Она поняла его по-своему. – А вы?
– On the boat, – и махнул в сторону побережья.
– На корабле? – не поняла сути Галя.
– Да, на маленьком. Хочешь, покажу? Sam, would you like to visit a big-big ship? – обратился к ребенку Стив.
– Yes, Sir, – с тихой радостью ответил мальчик.
Бог мой, да этот мальчик давно живет в своей особой Америке! Галя не могла сопротивляться детскому желанию пуститься в приключения.
Новый знакомый в самом деле жил на катере, пришвартованном к причалу. На катере было все необходимое для жизни. Душ, туалет, мини-кухня, розетки. Но жить здесь мог только один, ну максимум два человека, в тесноте да не в обиде. Фантазия об американском принце, то есть профессоре, развеялась как дым. Теснясь за крохотным столиком в каюте, грея руки о чашку с чаем, Галя попыталась расспросить Стива о его жизни.
– Почему вы говорите по-русски? Вы – русский?
– Нет, я не русский. У меня был бизнес. Во Владивостоке, – Стив показал рукой на запад. – Там у меня было много кораблей. Больших. Рыбу ловить. Продавать, – он помогал себе руками как мог. Галя не понимала сути того, что описывал Стив.
– Вы были капитаном?
– Нет, хозяин. Это были мои корабли.
Трудно представить себе судовладельца, живущего на лодке.Комикс какой-то. Стив разгорячился – похоже, для него было исключительно важно быть понятым.
– В перестройку это было очень дешево, купить корабль. Я продал дом, купил много кораблей, – объяснял он торопливо.
– А где они? Во Владивостоке? – уточнила Галя.
– Да, они ловят рыбу для России. Я – банкрот. Сгорел на фиг, – засмеялся, демонстрируя знание глубин русской души и языка.
– Ничего себе!
Поставьте себя на место крупного бизнесмена, владельца судов, в минуту, когда ему сообщают, что все это богатство больше ему не принадлежит и, скорее всего, принадлежать уже не будет никогда.
Беременность все-таки не такая существенная перемена в жизни. После нее вполне можно жить, два-три года – и ты свободен и счастлив.К тому же детей никто не отберет. Это гораздо менее рискованное предприятие, чем судовладение.
– Я хочу познакомить тебя с моей girl-friend. Кирстен. Она тоже любит Россию. И тоже имела много кораблей, – с облегчением предложил Стив, не желая производить впечатление конченого человека.
– Как же вы Россию любите, если она вас обманула?
– Россия – великая страна. Она первой открыла космос. Россия всегда будет великой. Деньги – это nothing. Ноль. Без палочки.
А что ему еще остается, кроме как изображать из себя народовольца-бессребреника? Он бы еще алые паруса натянул над своим катером. Или алый стяг поднял… Вот уж чудак из чудаков!
– А ты хочешь на океан? – продемонстрировал он русскую широту американской души.
– Почему океан? Я не умею плавать… Я боюсь, – забеспокоилась Галя за себя и за Сему.
